– Игорь Михайлович, вы философ и так же осмысливали советскую и постсоветскую действительность. Что, по вашему мнению, толкнуло Зиновьева на критику советского общества, а потом и перестройки? Согласны ли вы с его основными оценками тех лет?
– Спасибо за высокое звание «философ», но я всё-таки не осмелюсь его принять. Ницше говорил о философах (Платоне, Сократе, Аристотеле и им подобных) и профессорах философии, то есть о единицах и множестве подражателей, толкователей, преподавателей философии. И он был абсолютно прав. Когда едва защитивший диссертацию кандидат и даже доктор философских наук говорит: «Я философ», – это глупо и смешно.
Вот Зиновьев, безусловно, был философом, русским, советским философом. В 2002 году журнал «Вопросы философии» опубликовал статью об итогах XX века для российской философии. Там названы всего несколько имён философов советского периода, и среди них – Зиновьев. Причём отмечено, что Зиновьев – самая яркая личность из всех названных.
Я называю Зиновьева не философом, а мыслителем. Это вроде бы почти одно и то же, но именно «почти». Мыслитель в моём представлении существо совершенно особого порядка. Если у философии есть более или менее очерченный предмет, то мыслитель рефлексирует абсолютно на всё, что оказывается в поле его зрения.
Зиновьев не раз говорил мне: «Я – думательная машина. Мне всё равно, что думать: при Сталине я думал Сталина, сталинизм; при Брежневе – Брежнева, брежневизм; на Западе – Запад, западнизм, в нынешней России – Ельцина, ельцинизм…»
Что толкнуло Зиновьева на критику советского общества? По- моему, тут всё ясно. Наряду со многими положительными сторонами социализма, уже в его идеологии заложены зёрна тех пороков, которые бурно разрослись в эпоху Сталина и прежде всего удушение всякого инакомыслия, полное пренебрежение человеческой жизнью, внутренний террор и т. п.
Всякий самостоятельно мыслящий человек сознавал это – «не всё в порядке в Датском королевстве», но не всякий осмеливался даже произносить эти мысли вслух, тем более сообщать другим, да ещё публично, в прессе. Зиновьев смел. Почему? Наверное, всё потому же: это был гениальный и мужественный человек, сознававший свою гениальность. То, что я слышал от него за годы дружбы, позволяет мне сказать, что уже в детстве, отрочестве и юности он, как минимум, был амбициозным человеком, понимавшим многое из того, чего вовсе не понимали другие, и взрослые люди, был отчаянно смелым. Мыслимое ли дело: группа мальчишек во главе с Зиновьевым планировала убийство Сталина!..
Каждому умственно здоровому человеку тысячи раз мимолётно приходят в голову тысячи подлинно мудрых мыслей, обрывки истин и верных догадок. Но буквально единицы из многих тысяч, а то и миллионов способны сделать их своими. Потому что мыслить – значит очень много трудиться; мыслить по поводу запретного, кроме того, опасно для быта и свободы, а то и для жизни. В любое время, тем более в сталинское. Но только опасная мысль и достойна того, чтобы называться мыслью.
Зиновьев всегда мыслил опасно для власти, хоть в СССР, хоть на Западе, хоть в России. Потому что он никогда не приспосабливал мысль к вопросам личной безопасности и своего благополучия, а служил Истине искренне и честно, направляя на её постижение всего себя целиком, всем своим разумом и всей своей волей.
Несомненно, что в интеллектуальном плане он был неизмеримо выше любого Генсека КПСС и первого Президента России. Ведь интеллект – это не просто сумма знаний, тем более какой- то объём информации, пусть самый огромный, доступный вождю и более никому. Интеллект – это не просто «способность мыслить». Интеллект – это совокупность разного рода способностей, разного рода интеллектов, которые определяют мощь разума и рассудка того или иного человека.
Есть интеллект логический. Тут Зиновьев стоит невероятно высоко не только в нашей стране, но и в мире. Он – один из выдающихся логиков XX века.
Есть интеллект вербальный, связанный со словом, с языком, которым изъясняется человек. Есть интеллект чувственный. Человек проявляется не только в том, как он мыслит, но и как он чувствует. И тут Зиновьев – великан. Его сравнивают с Салтыковым-Щедриным, Свифтом. Общепризнанно, что он – выдающийся писатель, прекрасный поэт.
Есть интеллект визуальный. Все, у кого есть глаза, смотрят, но видят окружающую действительность по-разному. Зиновьев был отличным художником.
Есть интеллект физический. И тут Зиновьев в рекордсменах. Он прожил восемьдесят три с половиной года, работая по 14-16 часов в день.
Сложите, синтезируйте все эти выдающиеся способности в теле, в организме, в голове одного человека и вы получите некий феномен, то есть из ряда вон выходящее явление. В данном случае – феномен Зиновьева.
Зиновьев назвал горбачёвскую перестройку «катастройкой», когда она ещё только начиналась. И оказался прав: перестройка в том виде, как её осуществлял Горбачев, обернулась катастрофой. Распространяться на эту тему я не стану – здесь, я считаю, всё уже ясно. Зиновьев мне не раз говорил: «Если я когда-нибудь вдруг окажусь в одной кампании с Горбачёвым, я подойду к нему и набью морду». И надо же случиться такому, что на семилетии телепрограммы А. Пушкова «Постскриптум» рядом со столом, где сидели мы с Зиновьевым, занял место Михаил Горбачёв. Я приготовился к скандалу, но Зиновьев сдержался.
Зиновьев считал Горбачёва предателем, более того, утверждал, что Запад его купил. Мне кажется это чудовищным и немыслимым. Я думаю, что Горбачёва и Ельцина, при всех их прочих различиях, объединяет одно общее качество: это нарциссы и геростраты.
Согласен ли я с оценками Зиновьева в отношении советского общества и перестройки? Я тоже честно и искренне обдумывал общественные проблемы и до многих выводов дошёл собственным умом, независимо от Зиновьева и других исследователей. В главном и основном мы с Зиновьевым смотрели на положение вещей в России и в мире одинаково, кое в чём расходились.
– Почему вы, первые после возвращения Зиновьева из-за рубежа в 1999 году, пригласили его работать в свой университет, создав при этом все условия?
– Я впервые встретился с Александром Александровичем летом 1998 года в Кишинёве на Международной конференции. Мы заговорили о чём-то, уже не помню, и проговорили все три дня, расставаясь только на ночь. Тогда он рассказал мне о том, что хочет вернуться в Россию, что есть люди, которые ему помогают, в частности, Юрий Лужков подписал письмо о выделении квартиры, но чиновники предлагали жильё в «хрущёвках», хотя при высылке из СССР Зиновьев оставил квартиру на Воробьёвых горах. Я пообещал ему помочь, используя свои связи. Буквально через несколько дней, когда А. А. оказался в Москве вместе с О. М., им предложили четырёхкомнатную квартиру в Северном Чертаново и они согласились на этот вариант. Потом оказалось, что квартиру надо покупать и стоит это 56 тысяч долларов. Александр Александрович позвонил в растерянности мне из Мюнхена: «у меня нет таких денег. Что делать?» Я встретился с одним хорошим человеком, он позвонил Валерию Шанцеву, тот поговорил с Юрием Лужковым, и цену снизили до 26 тысяч долларов. Квартирный вопрос был решён.
В одном из телефонных разговоров я спросил Александра Александровича: «А где Вы собираетесь работать?» Он ответил: «Виктор Садовничий предложил мне должность профессора МГУ».
Я спросил: «А Вы знаете, сколько получает в России профессор?» Он сказал: «Нет». «Две тысячи», – сообщил я. «Ну, так это вполне прилично», – сказал Зиновьев. «Да, но две тысячи чего?» – спросил я. «Долларов, конечно», – сказал он. «Нет, рублей...». Зиновьев помрачнел: «А как же жить-то?..»
Я сказал ему, что пусть он подрабатывает в родном университете, где он учился, где заведовал кафедрой логики, но его основным местом работы будет наш вуз. Мы создадим исследовательский центр А.А. Зиновьева и будем платить 600 долларов в месяц. В 1999 году это были очень неплохи деньги. А.А. согласился. 30 июля мы оформили ему трудовую книжку, которой у него, разумеется, не было, и он был зачислен в штат вуза. Для центра было выделено специальное помещение с комнатой отдыха.
Здесь Александр Зиновьев подготовил и в нашем издательстве вышли две его книги – «Логическая социология» и «Логический интеллект». Готовится к изданию третья книга «Фактор понимания», которую он завершал буквально в последние недели жизни.
Однажды у нас был очень долгий и предельно откровенный разговор, как говорится, «за жизнь». Тогда я предложил ему создать еще и Школу А.А. Зиновьева, а проще сказать, набирать ежегодно группу наиболее способных студентов, которым бы он в течение года читал лекции, основанные на его трудах. Он с радостью принял это предложение. За шесть лет школу закончили около 300 человек. Каждый получил диплом с перечнем лекций, краткой биографией Александра Александровича за его и моей подписью и университетской печатью.
После смерти Никиты Моисеева, возглавлявшего Русский интеллектуальный клуб нашего университета, президентом стал Александр Зиновьев. Клуб обсудил десятки актуальнейших глобальных проблем развития России и мира. Опубликованы четыре книги, на выходе пятая.
Почему я все это делал для Зиновьева?.. Странный вопрос. Зиновьев – национальное достояние, мыслитель мирового масштаба, он мог рассчитывать на встречу в России не менее приветливую, чем встреча Александра Солженицына. Но этого не случилось: Ельцину и его «команде» он был враждебен. Известно, почему. Я как гражданин считал делом своей чести помочь ему и делал все, что мог.
Александр Александрович не раз благодарил меня. В своей книге «Исповедь отщепенца» на странице 553 он говорит об этом.
– Зиновьев подкупает тем, что при всех изменениях своих взглядов оставался с внутренним стержнем, называл себя романтическим коммунистом. Мне кажется, что и вы человек с таким же стержнем. В этой связи, что вы думаете о судьбе социалистических идеалов в современном мире и будущем?
– «Зиновьев – романтический коммунист...» Я слышал эту фразу много раз, причём акцент делается на слове «коммунист». Зиновьева всё время красят в густо-красный цвет и тем самым, в ходе непрекращающейся борьбы с коммунистической идеей, отсекают его от остальной части общества. Говорят, что он был идеологом КПРФ. Но это не так.
Каждый человек, если он честен, стремится к справедливости, думает не только о себе, но и об обществе и его будущем, уже по сути дела коммунист, даже если не читал Маркса и Ленина. В этом смысле Зиновьев – коммунист. И я тоже. Таким я был, когда состоял в КПСС, таким остаюсь поныне. Но называть коммунистом Зиновьева, который ревизовал Маркса, ненавидел Сталина, презирал Брежнева и Горбачёва, крайне жёстко оценивал многие стороны советской действительности, я бы не стал.
Каждый человек, если он свободолюбив, амбициозен и хочет реализовать свои способности, добиться в жизни чего-то серьёзного собственными усилиями в соревновании с другими, по существу либерал, даже если не знает трудов Адама Смита, Хайека, Фридмэна. Зиновьев – это великий вольнодумец, интеллектуально абсолютно свободный человек, ещё в «Зияющих высотах» объявивший себя «государством из одного человека», то есть свободным как от всего общества, в котором жил, так и мирового сообщества. В этом смысле он не просто либерал, а суперлиберал в немыслимой степени. Я не знаю второго человека в мире, который делал бы такие заявления. Между тем, либерализм – враг коммунизма.
Могут ли в одном человеке уживаться коммунист и либерал? Я утверждаю: могут. Если тот и другой – либерал и коммунист – не фанатики, не фундаменталисты, не догматики. И опять же я сошлюсь на ближайший пример – на самого себя. Я могу считать себя либералом, потому что вот уже тринадцать лет живу и действую в условиях свободы и рынка и мне удаётся быть успешным, мне нынешние времена в принципе нравятся. Я говорю «в принципе» потому, что многое в российской действительности мне отвратительно и я с тоской вспоминаю о некоторых великих достоинствах социалистического прошлого. Я верю в компромисс, в возможность конвергенции социализма и либерализма. Более того, берусь утверждать, что иного варианта у человечества, оказавшегося на краю пропасти, уже нет. Необходим философский реализм, реалистическая философия, когда вынуждены вступить в диалог и найти общий язык вера и наука, рынок и плановость, сила и справедливость, богатство и бедность, война и мир. Я имею в виду силы и институты, их руководителей, стоящих за этими понятиями. «Или все спасёмся, или все погибнем».
Если считать, что Зиновьев коммунист, то справедливо сказать, что он и либерал. Иначе он перечёркивает самого себя, отчаянно боровшегося за своё право думать и говорить то, что он хотел, жить так, как он прожил всю свою жизнь... Если из противоречия извлечь ненависть, то мыслимое враждебным может оказаться соединимым. Для этого люди должны не только прекрасно мыслить, но иметь прекрасные сердца, наполненные любовью и добротой к человеку и пониманием: или договоримся или погибнем. Нереально? Романтично? Да. Но именно на поле вынужденного романтизма нас ждёт спасение.
О судьбе социалистического идеала я думаю то же самое, что тридцать и двадцать лет назад. Идеал социальной справедливости, хотя бы относительного социального равенства и братства, неистребим и вечен. С уничтожением СССР и большинства других соцстран этот идеал заметно потускнел, но не исчез. Вся Европа в известном смысле представляет континент социализма. Ультралибералы считают США самой социалистической страной в мире. Конечно, во всех этих оценках много пустой риторики, но есть и правда. А вот социал-демократический Коминтерн, социал-демократические партии во многих странах – это действительный факт нынешней реальности. А недавно происшедшая национализация нефтяных и газовых месторождений в Боливии и Венесуэле? Это явный знак того, что латиноамериканский континент очень скоро может превратиться в вулкан социализма.
– Можно ли было, на ваш взгляд, провести модернизацию советского общества без тех катастрофических и экономических социальных последствий, которые в результате произошли?
– Осуществить любую реформу безо всяких потрясений и ошибок, конечно, невозможно. Но так, как сделали это Горбачёв и Ельцин... Небывалая ошибка, небывалая цена за реформы.
Сколько бы ни пыжились каждый из них, доказывая своё величие, неизбежность отступлений от якобы имевшихся у них «правильных» замыслов, мне, например, ясно одно и главное: в обоих случаях страна оказалась в слабых руках безответственных людей.
По этому поводу я написал недавно небольшое стихотворение.
Ах, ты Русь – без конца и без края, –
Что ж творишь ты, глумясь над собой?
Ну, а я-то – зачем я рыдаю
Над твоей непутёвой судьбой?
Все- то грусть и мечта тебя манят
В неизвестность и светлую даль...
Поутру отыскал я в тумане
Твою темно-вишневую шаль...
И откуда в тебе эта «жаба»,
Словно злая болезнь завелась?
И опять ты, как пьяная баба,
Не тому мужику поддалась.
И пьяна- то была ты не шибко,
Ну а он был паскуда и враль...
...Небывалая в мире ошибка.
Безутешная в сердце печаль…
– Каким Зиновьеву в последние годы виделось будущее России, и как он оценивал ее настоящее?
– На будущее России и русского народа Александр Александрович смотрел весьма мрачно, он считал, что Россия будет развалена совместными усилиями изнутри и извне. На Путина – с надеждой. И я согласен с ним. В последние два года происходит нечто, что вселяет надежду на возвращение сильной и целостной России. Наша страна ни в каком смысле не имеет права находиться в роли гончего пса у ноги «охотника», в роли которого ныне выступают США. Вот это гибельный путь. Коль у нас сегодня не хватает сил, чтобы в полной мере противостоять США и их союзникам, то, как правильно говорил Зиновьев, «мы должны переумнить Запад». Это вполне возможно. Именно поэтому, видимо, Зиновьев не раз говорил, что был бы рад на сей раз ошибиться в своих прогнозах.
– А как выходить из того затяжного кризиса, в котором оказалась страна?
– Это вопрос, на который я для себя ответил в самом начале так называемых реформ в книге «Куда идти России?», а потом размышлял все последующие годы. Назову только наиболее крупные работы: «Молодёжь и молодёжная политика» (2000 год), «Образовательная революция» (2002), «Негосударственные вузы: кризис самоидентификации» (2004). Только что вышли сразу три книги: «Между будущим и прошлым. Социальная философия о Происходящем», «Образование. Молодёжь. Человек» – сборник некоторых наиболее серьёзных статей, опубликованных за последние пять лет, а также книга «Главный противник» – документы внешней стратегии и политики США 1945-1950 годов с моей большой вступительной статьей, где на основе анализа этих некогда совершенно секретных документов, а также истории холодной войны и постсоветского этапа я показываю, что отношение США к России, также как и некогда к СССР, остаётся в сущности потребительски-паразитическим с налётом плохо скрываемых презрительности и враждебности. Пересказывать свои взгляды на будущее России я не стану – это попросту невозможно. Коротко скажу, что в последние два года и особенно месяцы Президент РФ Владимир Путин говорит и делает именно то, что необходимо для возрождения нашей страны. Ещё не всё и не так решительно, как хотелось бы, но – лёд тронулся.
Решение демографической проблемы тянет за собой весь спектр социальных вопросов, как минимум тех, которые обозначены как национальные проекты. Обеспечение национальной безопасности, в свою очередь, требует существенного пересмотра подходов и приоритетов во внешней стратегии и политике. Если власть сделает серьёзные шаги по этому пути, это поднимет общенародный дух, вдохновит людей. А мы знаем, на какие жертвы и подвиги способен российский народ, и прежде всего русский, когда речь заходит о защите Отечества.
Лично я вдохновлен Посланием Президента РФ Федеральному собранию и говорю: «Ура, Путин!.. Но это – только начало. Вперёд и смелее!»
– В ельцинской конституции записано, что государственная идеология нам не нужна. Так ли это на самом деле? Какой, в самых общих чертах, представлялась Зиновьеву доктрина развития России?
– Это, конечно, глупость. Коммунизм – идеология. Либерализм – идеология. Социал-демократизм – идеология. Консерватизм – идеология. И так далее. Разные по содержанию, всеохватности и глубине, но всё это – идеологии. Без внятной системы значимых для общества идей не может жить и развиваться никакая организация. Даже промышленная корпорация, вуз должны иметь некую внятную концепцию развития. Тем более – государство, партия и т. п.
Это ложь, что у российского государства нет идеологии. Была и есть – идеология либерализма. Власть не осмеливалась произнести это вслух, потому что это были не просто либеральные реформы, а разрушение страны под флагом ультра -, сверхлиберальных идей и лозунгов, осуществлявшиеся по указке США такими дикарями либерального фундаментализма как Гайдар, Чубайс, Кох и группа олигархов, которым в принципе глубоко наплевать на всякую идеологию – главное, чтобы не мешали воровать и обогащаться.
Что касается меня, то я считаю, что Россия тем не менее уже так далеко ушла в либерализм, что говорить о возврате назад и не следует, и невозможно. Даже какой-то слишком крутой поворот может привести к новым катастрофам. России следует идти по пути умеренного социального либерализма. Вот, кстати, момент философского реализма: классический либерализм не озабочен социальными проблемами, а тут предпринимается попытка соединить несоединимое. «Социальный либерализм», что звучит почти как «социалистический либерализм». Парадокс? Абсурд? Фантастика? Нет, реализм. И Россия уже двинулась по этому пути. Другое дело, что впереди нас вновь ожидают совершенно новые, ещё никем в мире не решавшиеся проблемы. Мы вновь первопроходцы. Выход один: правильно формулировать задачи и находить оптимальные пути решения.
У Зиновьева не было, насколько я знаю, никакой доктрины развития России. Другое дело, что он часто говорил о необходимости разработки новой общественной идеологии, считал, что создал собственную теорию социализма и свою теорию капитализма. Мы собирались обсудить этот вопрос на каком-нибудь заседании Русского интеллектуального клуба. Возможно, мы это сделаем, хотя в принципе на эту тему уже исписаны горы бумаги.
– Все знают вас как успешного ректора, Президента Союза негосударственных вузов Москвы и Московской области, но вы, оказывается, еще и исполнитель романсов... Вот и выходит, что широко развитый человек чаще добивается успеха?
– Я бы лучше сказал так: я – ректор успешного вуза, в чём, разумеется, есть и моя доля заслуги. По итогам Всероссийского конкурса качества образования в 2005 году, проведённого Министерством образования и науки РФ, наш университет занял первое место. Это – прекрасный показатель! Ведь из восьмидесяти вузов-участников этого конкурса, среди которых всего два вуза негосударственные, была выделена десятка лучших, а из её состава – четыре вуза стали лауреатами. В этой четвёрке мы – первые. Второй негосударственный вуз – Российский новый университет (РосНОУ), возглавляемый председателем АНВУЗ Владимиром Зерновым, вошёл в двадцатку лучших, что тоже неплохо.
Однако ставить успехи в управлении вузом в прямую связь с исполнением романсов я бы не стал. Сталин, между прочим, в юности писал хорошие стихи, а Гитлер был художником. Главное в управлении – насколько морален, добродетелен человек, какие цели он ставит и какие средства использует в их достижении. Утверждаю: политика и мораль – вещи совместные... Да, я люблю музыку, немножко пою, люблю спорт, пишу стихи – на днях вышел сборник моих стихов и песен на мои стихи, музыку к которым написали, в том числе, такие знаменитые композиторы как Владимир Шаинский, Марк Минков, Георгий Мовсесян.
Но широко развитый человек (тут вы правы) всё же чаще добивается успеха. Ректор университета должен быть по определению широкообразованным человеком, ибо этого требуют объект и предмет управления: профессора и преподаватели как высокообразованные люди, огромное разнообразие специальностей и дисциплин, преподаваемых на различных факультетах. «Никто не обнимет необъятного» – это верно. Но чтобы грамотно управлять высокоинтеллектуальными людьми и такими сложными и многообразными процессами, надо быть универсалом, я бы сказал, выдающимся дилетантом (слово дилетант в переводе с латинского – знающий. В древности звание дилетанта было почётным).
В МосГУ на восьми факультетах сейчас обучается около одиннадцати тысяч студентов и почти 800 аспирантов. Замечу: 80 процентов – это студенты очного отделения; у нас не было и нет ни одного филиала. Действуют шесть докторских и один кандидатский спецсовет, колледж, Институт гуманитарных исследований, в котором семь центров, в том числе Центр имени А.А. Зиновьева, Международный институт ЮНЕСКО, Русский интеллектуальный клуб.
Уж если говорить обо мне как успешном ректоре, то успешно руководить вузом вот уже 13 лет мне, скорее всего, помогает моё образование. Моё первое образование – техник-механик, потом инженер- механик, плюс два года учёбы в танковом техническом училище. Я изучал точные и естественные науки, технику 12 лет... Знаю журналистику не только как человек, много публиковавшийся в газетах и журналах, но и как главный редактор всесоюзного журнала. У меня есть специальность «дипломат» – я закончил Дипломатическую академию Министерства иностранных дел СССР. Кандидат исторических наук, доктор философских наук. Заведовал отделом научно-исследовательского центра, был заместителем директора и 10 лет – директором этого центра. Опубликовал более 20 книг и свыше 500 статей, в том числе и по вопросам образования. Именно поэтому в управлении вузом для меня в принципе нет больших тайн ни в одной из областей. Другое дело, что во всяком деле есть тонкости и детали, которые я знаю плохо или не знаю вообще. Но у меня прекрасные заместители, которые прекрасны в том числе и потому, что знают; мне «втереть очки» невозможно.
– И, наконец, ваш завет России, ее системе высшего образования.
– Заветы оставляют люди, уходящие на тот свет или покидающие свой пост. Я пока никуда не собираюсь. До истечения ректорских полномочий у меня еще много лет. Дай бог здоровья...
Системе российского образования ничего пожелать не могу, кроме того, чтобы она стала именно Системой, а не конгломератом образовательных заведений, как ныне, не этаким сундуком, в котором в кучу свалены старое барахло, новомодные никчемушки, дорогие вещи и подлинные драгоценности. Органы управления образованием должны разложить все элементы системы по местам, а кое-что просто выкинуть на помойку. Надо решительно поддерживать те вузы – независимо от их организационно-правового статуса – и тех ректоров, кто не болтает о качестве образования, а действительно старается его повысить и добиваются успехов.
Что касается реформы образования, то я по-прежнему считаю, что она подчинена второстепенным и третьестепенным вопросам типа БГЭ и ГИФО, съедает огромные деньги, вносит дезорганизацию в образовательный процесс, отвлекает внимание от главного: содержания и предмета образования, где таятся главные резервы качества.
Я, конечно, за то, чтобы использовать все лучшее, что есть в европейском и американском образовании. И только. Но – никакого копирования и слепого подражания. Я знаю университеты Канады, Китая, США, Швеции, Франции и многих других стран. За последний год я побывал в университетах Барселоны, Брюсселя, Оксфорда, Парижа. Нет там ничего сверхособенного, кроме того, что это старые университеты с богатыми традициями и хорошим бюджетом. Стоит сказать, что многие профессора в Европе очень нервно реагируют на Болонский процесс, жалуются на резкое падение качества образования из-за снижения качества «исходного материала» – абитуриентов, что является, прежде всего, падением качества обучения в школах, и не хотят внедрять американские стандарты образования.
Давайте же и мы, русские, уважать себя – свой ум, свой опыт, свои традиции, верить, что российское образование и сегодня (не говоря уж о вчерашнем, советском) не такое плохое, как нам пытаются не без умысла внушить отдельные западные «коллеги» и кое- какие российские предприниматели, которым нужны не умные, всё понимающие работники, а хорошо натасканные «шурупчики» и «винтики», коих сегодня принято называть «специалистами».
Жить в мире повсеместного хаоса, ускоряющихся перемен, всё большей неопределённости и всё меньшей предсказуемости, сопротивляться манипуляциям сознанием может только действительно образованный человек. И это – не узкий «специалист», не «человек-винтик», «человек-элемент», «человек-функция». Понимание Сложности, постижение Сущностей и Смыслов происходящего в мире – вне компетенции таких людей.
Для понимания происходящего и успешной жизни необходимы универсальность знаний, социальная мудрость и благовоспитанность. Образованность человека – это то, что остаётся, когда всё выученное и сданное им в школе и вузе забывается. Что же остаётся? Способность к творчеству, понимание незаместимой ценности знания, представление о том, какие знания нужны в каждый данный момент, где и как их найти. Именно такой образовательный идеал и реализует Московский гуманитарный университет. Наша цель – действительно образованный человек с действительно высшим образованием. Мы хотим образовать человека не только знающего, но и понимающего, не только обученного, но и воспитанного. Мы готовим человека не только к работе, а к долгой жизни, в течение которой он может поменять много работ и всякий раз обрести себя вновь благодаря тем качествам, которые были заложены в нём в alma mater.
Миссия эта – крайне трудная. Но мы не ждём, когда кого-то из великих людей посетят великие мысли и нам скажут, что и как делать. Мы думаем сами и действуем, неизменно добиваясь успеха. Большие изменения и победы начинаются с маленьких инициатив. Зажечь во мраке свою звезду – дело каждого учебного заведения.
