ВВЕДЕНИЕ
Прежде всего — о названии книги…
Казалось бы, тут все понятно: между Прошлым и Будущим, как известно, находится Настоящее. Следовательно, о нем и пойдет речь. Вроде, так оно и есть, да не совсем.
Хорошо известно высказывание Хайдеггера о неразложимости времени по трем его модусам Прошлое, Настоящее и Будущее. Для него Прошлое это не то, чего уже нет, но то, что постоянно присутствует в Настоящем и определяет собой как Настоящее, так и Будущее. Модус Будущего у него — это «забегание вперед», именно сосредоточенность на Будущем дает «здесь бытию» подлинность существования. И я с ним согласен. Такого рода представления без особого труда объясняются на вероятностном языке.
Вот ценностная ориентация, порожденная прошлым: «Жила бы страна родная и нету других забот»; «ради Родины надо жертвовать даже жизнью». А нынче большинство молодых людей, как только могут, избегают службы в армии, многие уезжают из страны. В связи с этой проблемой возникает вопрос из Будущего к Прошлому: «Что же будет завтра с Россией?» На первый взгляд, вывод напрашивается самый печальный. Но так ли это? Ведь есть немало молодежи, которая беззаветно любит Россию; ее голос мы еще не услышали… Пока. В потенциале она обладает силой, которая способна переломить ход событий к лучшему исходу. Я в этом уверен. Многие догадываются, хоть и не до конца. А в целом эта нереализованная потенциальность уже учитывается в политических решениях. В данный момент, когда я пишу эти строки (первая декада апреля 2005 года) политики и министры, напуганные «розовой», «оранжевой» и «тюльпановой» революциями, вдруг ужасно озаботились проблемами молодежи, хотя всего несколько месяцев, а то и недель назад, им было совершенно наплевать и на проблемы, и на саму молодежь.
Так вероятностная картина Будущего приобретает возможность воздействовать на Настоящее и изменить тяготеющие над ним в Прошлом подходы в отношении к молодежи. Мы вправе говорить о сейчастном существовании Прошлого и Будущего, о том, что Будущее через Настоящее корректирует Прошлое, показывая его ошибки. В данном случае — в области молодежной политики. Но подобную логическую операцию можно произвести применительно к любой области общественной жизни и действительности вообще…
Давно ли? — да нет, совсем недавно! — всего каких-то пятнадцать лет назад над огромной страной беспрестанно гремел «Марш энтузиастов»: «Нам ли стоять на месте? В своих дерзаниях всегда мы правы!..» И песня с удивительными словами: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью...». И каждый день в шесть утра: «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь...» И на тысячах партсобраниях из года в год как заклинание: «Мы наш, мы новый мир построим, кто был никем, тот станет всем!»
Мы много пели и мало, очень мало, и очень плохо думали о том, как живем и почему живем именно так, а не иначе, не лучше, а все хуже. Ради чего живем — было сказано свыше и заучено с детства: ради светлого будущего. Наша будничная, для множества миллионов людей тусклая, суровая и нищенская жизнь принималась огромным множеством людей как томительное, но временное недоразумение, задержка в наступлении истинной, разумной и для всех счастливой поры. Вот-вот... Надо только больше работать, выполнить очередную пятилетку, решения очередного исторического партийного съезда, пленума ЦК КПСС. А нынешний день со всеми его неурядицами, тупой бессмысленностью, необъяснимой жестокостью — не в счет.
Теперь мы знаем: это настроение мечтательности, иллюзорности, ожидания чуда, эта нравственная несерьезность, презрение к Настоящему, чрезмерная, а часто заведомо лживая идеализация Будущего были сознательной политикой идеологического одурманивания миллионов людей с помощью огромной армии идеологических работников. Теперь можно до ужаса удивляться всем — и говорившим, и слушавшим — почему и как это про-ис-хо-ди-ло. Но — происходило.
Жизнь текла своим чередом. Влюблялись молодые. Праздновались свадьбы. Рождались дети. Умирали старики. Живые пахали, сеяли, строили дома, конструировали машины — пеклись о хлебе насущном, устраивали жизнь, добивались общественных позиций, признаний, успеха, славы, заботились о сохранении жизни ближних, жаждали удовольствий и находили их, кто как мог. При всех встрясках и даже трагических моментах, которые нежданно поджидают каждого, жизнь все же казалась устойчивой, спокойной, текла, в общем и целом гладко и ровно настолько, что можно было расписывать и просчитывать ее не то что на годы, но на пятилетки и десятилетия. Человек ставил цели, и год за годом достигал их путем решения множества мелких, частных, живых дел, собственно и составляющих текущую жизнь. Тем более так жили молодые, у которых все — впереди.
И вдруг — как землетрясение — «перестройка». Вдруг оказалось, что спокойной и ровной, целесообразной и разумной жизнь была лишь снаружи, с внешней стороны. Внутри же, в глубине ее давно накапливались те противоречия, которые при малейшем надрезе общественного организма скальпелем реализма, выпростали клокотавшие внутри силы и они хлынули огромным потоком, в котором все смешалось: правда и ложь, жизнь и смерть, свежий воздух и зловоние.
Оказалось, что многие песни и гимны, которые мы десятки лет пели с таким вдохновением, излишне романтичны, во многом наивны, а то и откровенно лживы. Что представлявшиеся нам по «здравому смыслу» цели и задачи, на решение которых уходили годы нашей жизни, не стоили того, ибо были изначально утопичны. И самое страшное, что могло случиться и случилось с народом и отдельным человеком, это то, что многие из нанятых в сфере политики и общественной деятельности, были вынуждены признать: лучшие годы жизни, в значительной части, прошли зря, потому как смысл ее виделся далеко не в истинном свете. А значит, ты словно и не жил.
Признать такое? Это как решиться на самоубийство. Вот потому-то чем дальше идем мы по линии правды жизни, чем яснее ответы на вопросы: как это могло случиться? кто виноват? почему за чьи-то политические амбиции народ должен платить кровью и миллионами жизней? и им подобные в массе обывателей растет злоба не только на конкретных виновников, но и на «перестройку», «гласность», «реформы». Виновным оказывается кто угодно (Сталин, Ленин, Маркс, идея социализма, теперь еще Ельцин, Гайдар, Чубайс и т. д., что само по себе справедливо), но только — не народ, не «массы», не «мы» сами — отдельные люди и все вместе взятые. А между тем, виноваты, да еще как. Может быть, в первую голову. Ибо отдали право думать о том, что такое жизнь и в чем смысл жизни, — другим; сняли с себя обязанность мучиться и терзаться этими трудными вопросами каждый день и час; потому что (по разным причинам: кто из-за скудоумия, кто из-за трусости, кто из-за нищеты и голода, кто из-за того, что зажрался удовольствиями и зажирел) не хотели видеть истинного лица жизни. Теперь платим за это.
Социальные потрясения, произведенные перестройкой и реформами, пугают. Но они (в конце концов) — благо, ибо обнаружили хоть и ужасающее, но истинное положение вещей, показали, что представляла собой наша «социалистическая жизнь» и чем является ныне «новая Россия» на самом деле. С этого момента начинается для нас время, которое поставит страну, ее народы в общий поток общечеловеческой, мировой истории.
Но это не случится само собой. Воистину «никто не даст нам избавленья: ни бог, ни царь и не герой». Все герои-вожди рухнули.
Все их прогнозы и обещания не сбылись. Все иллюзии, затуманивавшие жизнь, ниспали наземь. Осталась сама жизнь во всей ее пугающей разрушенности, разворошенности, непонятности и чарующей наготе. Есть Жизнь и мы — люди, без которых нет самой жизни. Нам и творить ее, и объяснять. Или продолжать тупеть, уходить все глубже в духовную могилу, хиреть в поисках куска хлеба и одежды на голое тело, убивать себя водкой — прожигать жизнь.
* * *
Как ни удивительно, но в сознании огромного большинства людей отсутствует понимание банальных истин, одна из которых — связь категорий «время» и «движение», «время» и «душа» человека... Пока не было человека, человеческого ума, способного сознавать — замечать и осмысливать происходящие перемены, не было и времени. Моменты движения, изменения в окружающем человека мире и внутри его самого — это и есть время. Не существует времени для насекомого, птицы и зверя, ибо они не сознают. Человек есть ум. Сколько в человеке ума, столько в нем и человеческого, настолько он способен инициировать перемены и управлять ими, то есть управлять временем.
Всякий человек знает, что есть прошлое, настоящее и будущее. Всякий знает, что каждый из этих терминов обозначает одно и то же — «время». Всякий, кто способен размышлять, догадывается при этом, что деление времени на эти три составные части — дело чрезвычайно условное. Существуем мы только в настоящем, которое, пожирая будущее, мгновенно исчезает и становится прошлым.
Если говорить совершенно серьезно, то для всякого отдельно взятого человека нет никакого «прошлого» и будущего», а есть только настоящее. Жизнь — это время его существования в качестве живого существа. Существо существует в тот момент, пока мыслит и действует, пока помнит, верит и надеется, что будет еще существовать в каждое отпущенное для его жизни мгновение. А когда существо перестает существовать (умирает), с ним умирает и его «время» существования, умещающееся в черточке между датой его рождения и датой смерти. И пока человек жив, он владеет «настоящим настоящим» (созерцание, размышление, деятельность), «настоящим прошедшим» (память о том, что и как мыслилось что и как делалось), «настоящим будущим» (ожидание неведомого, надежда на лучшую жизнь и просто вера в то, что время пребывания на этой грешной земле еще не закончилась).
Поскольку жизнь человечества относительно жизни отдельного человека бесчетно продолжительней, то для удобства пользования в научном и обыденном словаре слово «настоящее» отсекли и остались три широкоизвестных модуса времени — «прошедшее», «настоящее», «будущее». Однако для отдельного человека время само по себе как было, так и осталось целостным и неделимым.
Настоящая жизнь та, в которой условность этого деления не подвергается никакому сомнению.
Настоящий человек тот, в целостном сознании которого в своем единстве присутствуют «настоящее прошедшее», «настоящее настоящее» и «настоящее будущее». Обрубить какую-либо из этих частей единого и неделимого времени — значит покалечить душу человека, в которой «живет» время. Человек — это тело и душа, соединенные воедино. Человек с покалеченной душой — не настоящий не подлинный, человек. А если искалечена вся душа, то есть время, которое ее населяет: прошлое (память), настоящее (размышления и деятельность), будущее (ожидание, надежда и вера, ибо будущего знать не дано никому, в него можно только верить), то можно сказать, что это и вовсе не человек, а человекоподобное существо.
Хочу быть понятым и не хочу никого запутывать. Главное в философствовании — не переусердствовать в мудрствовании. Когда я пытаюсь понять гегелевское определение движения «двигаться означает быть в данном месте и в то же время не быть в нем, следовательно, находиться в обоих местах одновременно», то мозги мои начинают плавиться. Получается нечто вроде того, что сказал когда-то Рабле: «Дайте-ка, я надену очки, чтобы лучше слышать». Остроумно, но совершенно в стороне от истины.
Все мои рассуждения о времени в данном случае связаны только с одной целью: показать, что небрежное обращение с историей, то есть с тем, что было, с прошлым, убийственно как для масс живущих людей, особенно людей старшего поколения, так и для общества в целом, в том числе детей и молодежи. «Времени» нет. Есть былые идеи и мысли, былая деятельность, которые люди согласились называть историей.
Меня, конечно же, волнует История, крайне беспокоит Будущее, но более всего меня занимает Настоящее, а в нем — «настоящее настоящее», которое я именую «Происходящим». Я давно понял, что не следует жить в ожидании и предвкушении счастья, в каком-то времени, которое якобы однажды наступит. С чего бы это «вдруг» и когда это должно случиться? Откуда оно должно свалиться на нас, это «время»? А если это и произойдет, то будем ли мы живы в ту пору? Не разумнее ли попробовать получше распорядиться настоящим, ибо только оно — наше?
Может, оттого что это понимание давно и прочно овладело всей моей натурой, я постоянно нахожусь в состоянии умственного и духовного напряжения по поводу всего сейчастного, сиюминутного — Происходящего. Мне хочется непременно постичь глубинный смысл, сущность всего, что творится вокруг, но прежде всего того, что потрясает мое воображение и обычно находится в центре общественного внимания. Часто случается так, что мое понимание оказывается в стороне от общих взглядов, частично, а то и вовсе не совпадает с ними. Но (главное!) в том, что по прошествии какого-то времени нередко правым оказываюсь я, а не большинство.
Обычно я хватаюсь за перо инстинктивно, будто повинуясь какому-то внутреннему зову, будто руку и мысль мою направляют какая-то потенция высшего ранга, любовь к человеку и истине.
Реактивность, рефлексивность на Происходящее пронизывает весь материал данной книги. Это, на мой взгляд, ее недостаток и в то же время — достоинство: мысли мои искренни, откровенны, отражают мое умонастроение и мироощущение на тот момент, когда они излагались. Насколько они истинны — другой вопрос. Я никогда не претендовал на Абсолют и Совершенство, на Систему и Завершенность. Все, что я говорю, — это просто моя точка зрения на положение вещей в данный момент и на этом уровне понимания, которое мне доступно опять же — в данный момент. Отсюда, в частности, заметная противоречивость моих оценок и выводов. Истина — всегда тайна, к которой мы движемся через море заблуждений…
В книге много материала, написанного давно, можно сказать даже очень давно — еще в начале перестройки, то есть в середине 80-х годов прошлого века. Это статьи и дневниковые заметки «по поводу», которые не были опубликованы по разным причинам. Некоторые материалы не были приняты в журналах или газетах из-за их, как казалось некоторым издателям, «остроты»: перестройка перестройкой, гласность гласностью, а многим было страшновато потерять свое кресло: «А вдруг да все развернется в обратную сторону?..». Это статьи «Об инерции страха», «О социализме вблизи и издали», «О единстве монолита или многообразия», «О перестройке как трагедии и триумфе» и другие материалы.
Есть материалы, написав которые, я когда-то отложил в сторону, чтобы доработать, или просто затерял в куче бумаг. Например, «О социальном моделировании», «О новом мировоззрении», «О человеке советском и постсоветском» и др. К написанному мною я часто теряю всякий интерес. Ибо писание для меня — это процесс постижения мне непонятного. Понято — «забыто». Происходящее подбрасывает новые неясности…
Однако, прочитав теперь свои старые рукописи и записи, я нашел среди них и такие, которые осмеливаюсь опубликовать. Можно сказать, что это своего рода хроника прояснения мыслей неспокойного ума человека, стремящегося понять окружающий его неспокойный и разворошенный мир из одного состояния сумасшествия в другое.
«Скелет» книги составляют четыре брошюры, изданные в последнее десятилетие1 . Каждая из них представляет собой реакцию на Происходящее. Сообразно теме вокруг каждой из этих брошюр собраны заметки разных лет, как мне кажется, расширяющие и углубляющие мой взгляд на рассматриваемый предмет.
Честно говоря, я не тешу себя иллюзиями, будто наговорил много нового. Больше надеюсь на то, что сумел изобразить всем известное как нечто свежее. Однако знаю, что мое всегдашнее стремление представлять Новое предельно просто, доходчиво и привычно даже для тех, кто читает и мыслит по складам, порой приводит к тому, что это Новое часто попросту не замечается. Да и бог с ним. Главное, чтобы горечь моих мыслей была воспринята хоть частью тех, у кого хватит сил прочитать эту книгу и понять то, ради чего она издана.
Может показаться, что я нередко противоречу сам себе. Но могло ли быть иначе, если я говорю о чрезвычайно противоречивых процессах, углубляясь то в одну, то в другую, то в третью сторону и оставляя в тени, на дальнем плане другие? Да, я часто находился в колебаниях и сомнениях. И снова спрашиваю: а могло ли быть иначе? Ведь я вырос в том обществе, которое анализирую с позиций часто крайнего критицизма, впитал в себя все, чем оно было — высокое и низкое, хорошее и плохое, прекрасное и безобразное. Момент осознания, боль понимания — сложнейший момент. Это — землетрясение сложившегося сознания, крушение многих устоявшихся представлений и понятий. Мне не стыдно признаться в этой правде. Главное все-таки в том, что кое-что (и не мало) я увидел тогда правильно и оно большинством не осознавалось, понял то, что тогда находилось еще во мраке будущего, а сегодня стало явью.