I. ВВЕДЕНИЕ

Очевидно, что Россия и как сила сама по себе, и как центр мирового коммунистического движения стала на данный момент проблемой внешней политики США. Очевидно также, что существует неудовлетворенность и беспокойство в нашей стране по поводу целей и методов советских лидеров. Поэтому политика нашего правительства обусловлена в значительной мере стремлением видоизменить советскую политику, а также изменить международную ситуацию, явившуюся следствием этой политики.

Однако до сих пор еще не были четко сформулированы задачи США в отношении России. И принимая во внимание предубеждение нашего правительства относительно усилий России, особенно важно, чтобы такие задачи были сформулированы и сочетались с рабочими целями всех подразделений нашего правительства, занимающихся проблемами России и коммунизма. В противном случае существует опасность существенного растрачивания усилий страны на проблему, не являющуюся важнейшей проблемой международного значения.

II. ПРЕДОПРЕДЕЛЯЮЩИЕ ФАКТОРЫ

Существует две концепции взаимосвязи национальных задач с факторами войны и мира. Согласно первой национальные задачи постоянны и не должны зависеть от того, находится страна в состоянии войны или мира; выполнение этих задач осуществляется постоянно любыми средствами, кроме войны или подобных ей средств, в зависимости от сложившейся ситуации. Данной концепции придерживался Клаузевиц (Clausewitz), который писал: «Война является продолжением политики, наравне с другими средствами».

Согласно другой концепции национальные задачи в условиях войны и мира кардинальным образом отличаются друг от друга. Пребывание страны в условиях войны порождает свои собственные специфические политические цели, которые, как правило, вытесняют обычные мирные цели. В нашей стране обычно преобладает именно эта концепция. Преимущественно именно эта концепция доминировала во время последней войны, когда победа в войне как таковая (в качестве военной операции) была главной задачей политики США, а все другие рассматривались как второстепенные.

Что же касается целей США по отношению к России, то очевидно, что ни одна из этих концепций не может быть доминирующей.

Во-первых, даже теперь (в условиях мира) нынешнее правительство было вынуждено (в целях ведущейся в настоящее время политической войны) задуматься над установлением более четких военных целей в отношении России по сравнению с теми, которые были определены в отношении Германии или Японии до начала военных действий с этими странами.

Во-вторых, опыт прошедшей войны показал целесообразность привязки нашей военной экономики к четкой и реалистичной идее долгосрочных политических задач и результатов, которых мы хотели бы достичь. Это могло бы иметь особое значение в случае войны с Советским Союзом. Едва ли можно ожидать завершения такой войны с теми же военными и политическими результатами, как итоги войны с Германией и Японией. Поэтому до тех пор пока каждому не будет ясно, что военная победа как таковая не является нашей основной целью, общественности США будет трудно понять, что именно на самом деле может считаться благоприятным исходом конфликта. Общественность может ожидать большего результата в отношении окончания военных действий, нежели это необходимо или желательно с точки зрения реального достижения наших целей. Если наш народ будет вынужден поверить в то, что нашей задачей является безоговорочная капитуляция противника, полный захват и создание военного правительства (по аналогии с Германией и Японией), он будет действительно чувствовать, что какие-либо другие достижения не будут подлинной победой, и, возможно, не сможет оценить по-настоящему искреннее и конструктивное соглашение.

И, наконец, мы должны осознать, что цели СССР по сути своей почти неизменны. На них очень слабо влияют изменения, связанные с переходом от войны к миру. Например, территориальные претензии Советского Союза в отношении Восточной Европы, обозначившиеся во время войны, очень похожи на программу, которую советское правительство старалось реализовать мирными средствами с 1939 по 1940 год, и фактически идентичны стратегическим политическим концепциям, на которых основывалась политика царской России до Первой мировой войны. Для проведения такой неизменной политики, с таким упорством воплощаемой в жизнь как в мирное, так и военное время, необходимо сопоставить ее с не менее важными и долгосрочными задачами. В общих чертах это основывается на природе взаимоотношений между Советским Союзом и остальным миром и представляет собой один из постоянных антагонизмов и конфликтов, возникающих в рамках формального мира, а иногда и в рамках официально объявленной войны.

С другой стороны, ясно, что демократия не может полностью определить своих целей в мирное и военное время, как это делает тоталитарное государство. Ее неприятие войны как метода внешней политики настолько велико, что будет предпринята неизменная попытка изменить поставленные цели мирного времени в надежде на то, что они могут быть достигнуты без применения оружия. Если эта надежда и попытки сдерживания будут сведены на нет вспыхнувшей войной, причиной начала которой будет провокация, то демократическое общество будет требовать либо определения других целей, часто носящих карательный характер и не находящих поддержки в мирное время, либо незамедлительной реализации планов, которые при других обстоятельствах реализовывали бы в течение десятилетий. Поэтому было бы абсурдно предполагать, что в случае войны правительство США будет стремиться реализовать те же самые задачи или пытаться придерживаться намеченного в мирное время графика их реализации.

В то же время необходимо признать, что чем меньше расхождение между целями военного и мирного времени, тем больше вероятность того, что успешная военная акция достигнет успеха и в политическом отношении. Если поставленные цели соответствуют национальным интересам, они должны определяться и осуществляться как в военное, так и в мирное время. Цели, являющиеся последствием чрезмерной эмоциональности военного времени, не подходят для отражения сбалансированной концепции долговременных национальных интересов. Для этого перед началом каких-либо военных действий правительство сначала должно осуществлять тщательное планирование, задача которого — определение наших целей в мирное время и определение возможных целей в случае войны.

III. ОСНОВНЫЕ ЗАДАЧИ

В действительности в отношении России перед нами стоят только две основные задачи:

а. Ослабить мощь и влияние Москвы до таких пределов, когда она уже не будет представлять угрозу миру и стабильности международного сообщества.

б. Внести фундаментальное изменение в теорию и практику международных взаимоотношений, которых придерживается находящееся у власти в России правительство.

Если удастся выполнить эти две задачи, то проблема взаимоотношений нашей страны с Россией снизилась бы до рядового уровня.

Перед обсуждением способов достижения этих целей в мирное и военное время, соответственно, необходимо изучить их более детально.

1. СНИЖЕНИЕ МОЩИ И ВЛИЯНИЯ РУССКИХ
ЗА ПРЕДЕЛАМИ НАЦИОНАЛЬНЫХ ГРАНИЦ

Существует две сферы, в которых мощь и влияние Москвы вышли далеко за пределы границ Советского Союза и представляют опасность для мира и стабильности международного сообщества.

Первую из этих сфер влияния можно определить как территорию государств-сателлитов: т. е. территорию, где политическое влияние Кремля является решающим. Необходимо отметить, что на этой территории, которая географически граничит с Советским Союзом, присутствие или близость советских вооруженных сил является решающим фактором в создании и сохранении гегемонии Советского Союза.

Вторая сфера охватывает взаимоотношения между центром силы в лице Советского Союза и зарубежными политическими группами или партиями в государствах, находящихся за пределами советской зоны влияния, которые черпают свое политическое вдохновение в России, а также хранят ей (сознательно или другим образом) свою верность.

Если мы хотим успешно выполнить первую из вышеназванных задач, то нам необходимо аннулировать влияние советской власти в обеих сферах. Государствам-сателлитам необходимо предоставить возможность освободиться от русского господства и от непомерного идеологического влияния СССР. Миф, который заставляет миллионы людей в странах далеко за пределами Советского Союза смотреть на Москву как на источник надежды улучшения жизни человека, должен быть разрушен, а его последствия уничтожены.

Следует отметить, что в обоих случаях цель может быть достигнута без нанесения ущерба престижу СССР.

Полное устранение неоправданного советского влияния не связано с ущербом для жизненно важных интересов России, так как в данной сфере влияние Москвы осуществляется по тщательно скрытым каналам, существование которых официально отрицается. Следовательно, ликвидация структуры, известной ранее как Третий интернационал и фактически существующей до настоящего времени без использования данного названия, формально не унижает Москву и не требует каких-либо уступок со стороны советского правительства.

То же самое в целом справедливо и для первой сферы, но с определенными оговорками. Москва также формально не признает влияния, оказываемого ею на сателлитов, и всячески пытается скрыть подобные механизмы. Как показал пример Тито, утрата Москвой контроля не обязательно рассматривается как событие, влияющее на соответствующие страны как таковые. В данном случае подобное событие рассматривается обеими сторонами как внутрипартийное дело. Более того, особое внимание уделяется подчеркиванию того факта, что авторитет государств тут ни при чем. Можно предположить, что подобное может случиться с любым сателлитом Москвы, однако достоинство СССР при этом формально не пострадает.

Однако мы столкнулись с более серьезной проблемой — фактическим расширением границ Советского Союза, происходящим с 1939 года. Нельзя сказать, что подобное расширение оказывает пагубное влияние на международную стабильность. Более того, с точки зрения наших целей это расширение в некоторых случаях можно рассматривать даже как направленное на поддержание мира. Однако в других — особенно в случае с Балтийскими странами — ситуация более сложная. Мы не можем во всеуслышание признавать свое безразличие к дальнейшей судьбе балтийских народов, что и было заявлено на официальном уровне. Вряд ли нам следует полагать, что международная стабильность и мир действительно пострадают, если Европа признает факт того, что Москве удалось захватить эти три маленькие страны, которые, в свою очередь, не осуществляли каких-либо провокаций, а также доказали свою способность самим решать свои внутренние проблемы без ущемления прав их соседей. Следовательно, цель США — добиться того, чтобы они хотя бы в какой-то степени напоминали свободные и независимые государства.

Вместе с тем очевидно, что их полная независимость неизбежно приведет к нарушению территориальной целостности СССР. Следовательно, это поставит под вопрос и непосредственно затронет достоинство и жизненные интересы СССР. Тщетно предполагать, что этого можно было бы добиться без войны. Следовательно, если мы признаем, что наша основная цель допускает и мир, и войну, мы можем утверждать, что в мирных условиях наша цель — заставить Москву разрешить представителям балтийских народов, депортированных со своих территорий, вернуться на свою родину и установить в этих республиках автономные режимы, которые в целом соответствовали бы культурным традициям и национальным устремлениям этих народов. В случае войны мы должны быть готовы пойти еще дальше. Однако ответ на вопрос, насколько дальше, будет зависеть от природы советского режима, который будет господствовать на тех территориях в начале военных действий. Нам не следует пытаться решать это заранее.

Следовательно, говоря о том, что нам следует ослабить мощь и влияние Кремля до пределов, не представляющих угрозы для мира и стабильности во всем мире, мы можем предположить, что эта цель может преследоваться не только в случае войны, но и в мирное время и может быть достигнута мирными средствами. В последнем случае нет нужды поднимать вопросы, связанные с международным престижем правительства СССР, так как это автоматически приведет к войне.

2. ИЗМЕНЕНИЕ В ТЕОРИИ И ПРАКТИКЕ ВЕДЕНИЯ
МОСКВОЙ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ

Сложность наших отношений с нынешним советским правительством проистекает из того, что советские лидеры основываются на теории и практике международных отношений, которые не только радикально отличаются от наших, но и вступают в противоречие с принципами мирного сосуществования и развитием отношений между этим правительством и другими членами международного сообщества.

Основные положения теории, которой придерживаются в Москве:

(а) Мирное сосуществование и взаимное сотрудничество суверенных и независимых государств друг с другом на равноправной основе является иллюзией и невозможно.

(б) Конфликт — это основа международной жизни, как в случае между Советским Союзом и капиталистическими странами; одна страна не признает превосходства другой.

(в) Режимы, не признающие авторитет и идеологическое превосходство Москвы, являются порочными и вредят человеческому прогрессу; обязанностью всех правильно мыслящих людей в любой точке мира является свержение или ослабление подобных режимов любыми способами, состоятельность которых была доказана ранее.

(г) Никакого улучшения отношений между коммунистическим и некоммунистическим миром даже в долгосрочной перспективе быть не может, так как их интересы являются конфликтующими и противоречат друг другу.

(д) Случайное сотрудничество граждан из коммунистического и некоммунистического мира является злом и не может способствовать прогрессу человечества.

Очевидно, что одного прекращения господства этих принципов в советской или российской теории и практике международных отношений недостаточно. Необходима их замена на концепции, противоположные по содержанию.

Например:

(а) Мирное сосуществование и взаимное сотрудничество суверенных и независимых государств друг с другом без попыток господства одного над другим возможно.

(б) Конфликт — это не всегда основа международной жизни, и люди, не являющиеся сторонниками одной и той же идеологии и не подчиняющиеся одному и тому же авторитету, все-таки могут иметь общие интересы.

(в) Граждане других стран имеют законное право следовать целям, не совпадающим с коммунистической идеологией. Обязанностью здравомыслящих людей является проявление толерантности по отношению к идеям других, соблюдение принципа невмешательства во внутренние дела других (на обоюдной основе) и использование только честных и справедливых методов в международных отношениях.

(г) Международное сотрудничество может и должно способствовать продвижению интересов обеих сторон, даже если идеологические воззрения этих сторон различаются.

(д) Сотрудничество граждан вне рамок границ определенного государства является предпочтительным и должно поощряться, так как именно оно стимулирует общий прогресс человечества.

Возникает законный вопрос: является ли принятие Москвой данных принципов целью, которой можно достичь без войны и без свержения советского правительства? Мы должны признать, что нынешнее советское правительство является и будет являться постоянной угрозой для мирного существования этой страны и остального мира.

Очевидно, что нынешние лидеры СССР никогда не станут рассматривать концепции, подобные вышеизложенным, как подлинные и желательные. Также очевидно, что без интеллектуальной революции в сознании русских коммунистов подобные концепции не смогут стать доминирующими. И, следовательно, эти концепции не смогут изменить их политическую сущность и привести их к отрицанию основного постулата — претензии на роль единственной и жизнеутверждающей силы среди мировых идеологических течений. Вышеизложенные концепции могли бы стать доминирующими в умах русских коммунистов только в том случае, если бы благодаря долгому процессу изменений и эрозии это движение смогло бы пережить и преодолеть те импульсы, которые изначально дали ему жизнь, и обрести совершенно другой статус, нежели тот, что имеется сейчас.

Можно заключить (и советские теологи непременно так и поступят), что наши попытки заставить Москву принять подобные взгляды на самом деле равнозначны свержению советского режима. Отталкиваясь от этого, можно утверждать, что подобная концепция не может быть реализована без войны, и поэтому основной нашей целью является война с Советским Союзом и свержение советской власти силовым путем.

Принятие подобной логики было бы опасной ошибкой.

Во-первых, нет никаких временных ограничений для достижения наших целей мирным путем. Нет какой-либо строгой периодичности между войной и миром, которая заставляла бы нас пытаться добиться поставленной цели к определенной дате, — в противном случае — война. Цели государственной политики в мирное время не должны рассматриваться как неизменные. Исходя из того, что они являются основными целями и, кроме того, заслуживающими внимания, их нельзя добиться раз и навсегда, как, например, определенных военных целей в ходе войны. Цели и задачи национальной политики мирного времени должны расцениваться как основные направления, а не как конкретные цели.

Во-вторых, мы не должны испытывать чувства вины, стремясь уничтожить концепции, противоречащие принципам мирного сосуществования и стабильности, а также пытаясь заменить их на те, в основе которых лежат толерантность и международное сотрудничество. Мы не должны просчитывать последствия принятия подобных концепций в других странах, и мы также не должны чувствовать какую-либо ответственность за подобные последствия. Если советские лидеры почувствуют преобладание более просвещенной концепции международных отношений, которая будет несовместима с их пребыванием у власти в России, — это их ответственность, а не наша. Это проблема совести и сознания советских лидеров и советского народа. У нас же есть не только моральный долг, но и обязанность распространения достойных и обнадеживающих взглядов относительно международной жизни. Поступая так, мы имеем право не заботиться о последствиях внутреннего развития того или иного государства.

Мы точно не знаем, приведет ли достижение поставленной цели к развалу СССР или нет, так как мы не знаем, когда это произойдет. Вполне возможно, что с течением времени и под влиянием определенных обстоятельств некоторые из первоначальных идей коммунистов претерпят серьезные изменения, как это произошло с идеями американской революции в нашей стране.

Следовательно, мы можем предположить и открыто заявить, что наша цель — предоставить русскому народу и его правительству более просвещенную концепцию международных отношений и что, поступая так, мы вовсе не намерены вмешиваться во внутренние дела СССР.

Естественно, что в случае войны подобных вопросов даже не возникнет. Если США и СССР вступят в войну, правительство США будет иметь право добиваться достижения основных целей любыми средствами, которые оно для этого выберет, и на любых условиях, которые оно сможет навязать русским властям в случае победного завершения военных действий. Вопрос о целесообразности включения условия о свержении советской власти будет обсуждаться ниже.

Таким образом, вторая из основных целей также может быть осуществлена как в мирное, так и в военное время. Данная цель также может рассматриваться в качестве основополагающей, на нее следует опираться при разработке нашего политического курса как в военное, так и в мирное время.

IV. ОСУЩЕСТВЛЕНИЕ НАШИХ ОСНОВНЫХ ЦЕЛЕЙ
В МИРНОЕ ВРЕМЯ

При обсуждении основных задач мирного и военного периодов мы можем столкнуться с проблемой терминологии. Если мы будем продолжать говорить о политических курсах мирного и военного времени как о «целях» (англ. оbjective. — Прим. пер.), то мы можем столкнуться с семантической путаницей. Далее для ясности мы будем говорить о целях только в смысле основных целей, указанных выше, которые одинаковы как для мирного, так и для военного времени. Если же речь будет идти об определенных намерениях мирного или военного времени, то мы будем использовать слово «задача» (англ. аim. — Прим. пер.), а не слово «цель».

Каковы же те задачи, выполнение которых в отношении России в мирное время требует политический курс США?

Они логически вытекают из двух основных целей, указанных выше.

1. ОСЛАБЛЕНИЕ ВЛИЯНИЯ И МОЩИ СССР

Сначала давайте рассмотрим возможность ослабления чрезмерного влияния и мощи СССР. Как мы уже знаем, существует две проблемы — проблема влияния Советов на их сателлитов, а также их деятельность, в том числе и пропагандистская, в странах, находящихся далеко от границ СССР.

Если говорить о территории государств-сателлитов, то в мирное время задачей США является ослабление влияния Советов в данном регионе и с помощью легитимных европейских политических сил смещение СССР с главенствующих позиций, что позволит соответствующим правительствам вновь обрести свободу действий. Существует множество способов осуществления данной задачи. Однако наиболее значимым шагом в данном направлении было предложение Программы восстановления Европы, озвученное государственным секретарем Маршаллом (Marshall) во время его выступления в Гарварде 5 июня 1947 года. Заставив русских либо разрешить сателлитам вступать в экономические отношения со странами Западной Европы, что неизбежно приведет к укреплению связей между Востоком и Западом и ослабит ориентацию восточноевропейских стран на СССР, либо вытеснив их за рамки данного сотрудничества, что приведет к тяжелым экономическим последствиям для них, мы смогли добиться возникновения определенного напряжения в отношениях между Кремлем и его сателлитами. Это, в свою очередь, сделало поддержание Москвой единоличного контроля над сателлитами более сложным. Фактически все то, что способствует разоблачению истиной политики Москвы, направленной на контроль над правительствами государств-сателлитов, служит средством дискредитации этих правительств в глазах их собственных народов, а также повышает их недовольство и желание иметь возможность свободного взаимодействия с другими государствами.

Недовольство Тито, которому, безусловно, способствовала проблема ПВЕ, четко показало, что возникновение напряжения в отношениях между СССР и сателлитами возможно и что это может привести к реальному ослаблению и последующему исчезновению влияния русских.

Следовательно, мы должны поставить перед собой задачу продолжать делать все возможное для усиления подобного напряжения, в то же время сделать возможным постепенный вывод сателлитов из-под влияния русских, а также, если они того захотят, предоставить им приемлемые возможности сотрудничества с западными странами. Этого можно достичь путем искусного использования нашей экономической мощи, прямой или косвенной информационной деятельности; путем поддержания железного занавеса, путем наращивания потенциала и сил Западной Европы, дабы они стали привлекательными для народов Восточной Европы, а также любыми другими способами.

Естественно, не стоит ожидать того, что русские будут сидеть сложа руки и позволят сателлитам высвобождать себя из-под их контроля. Мы также не можем исключать того, что в целях недопущения осуществления подобного русские в определенный момент не прибегнут к насилию, например к некоторым формам оккупации или, возможно, даже к крупномасштабной войне.

Однако мы не должны стремиться именно к такому исходу. Наоборот, нам необходимо делать все возможное, чтобы сохранить гибкость ситуации и сделать возможным освобождение советских сателлитов, не нанеся при этом серьезного ущерба престижу СССР. Но даже если мы будем максимально осмотрительны, мы не можем быть уверены в том, что Советы не прибегнут к оружию. Мы не можем надеяться на непроизвольное воздействие на политический курс Советов, равно как и на какие-либо гарантированные результаты.

То, что мы делаем ставку на политический курс, который может привести к подобным результатам, вовсе не означает, что мы нацелены на войну. Нам следует быть предельно осторожными при осуществлении данного плана, и мы должны отрицать свою причастность к нему. Антагонизм, который по-прежнему является основой отношений между советским правительством и некоммунистическими странами, всегда оставляет место войне, и какой бы политический курс ни взяло бы наше правительство, он не сможет полностью исключить ее вероятности. Политический курс, противоположный упомянутому выше (т. е. допустить советское господство над сателлитами и не противодействовать этому), также не исключает возможности войны. С другой стороны, логично предположить, что долгосрочная угроза войны будет вероятнее, если Европа будет оставаться разделенной, нежели если могущество СССР будет со временем низвергнуто мирными способами, что, в свою очередь, приведет к восстановлению равновесия в европейском сообществе.

Следовательно, можно сказать, что нашей первоочередной задачей в мирное время является планомерное ослабление влияния и мощи России при балансировании на грани войны, а также преобразование нынешних сателлитов России в независимые государства, самостоятельно действующие на международной арене.

Однако, как мы могли убедиться выше, анализ данной проблемы будет не полным, если мы не коснемся вопросов, связанных с территориями, в настоящий момент включенными в состав СССР. Желаем ли мы сделать нашей целью изменение границ СССР, балансируя на грани войны, или нет? Ответ на этот вопрос можно найти в главе III.

Мы должны содействовать развитию в Советском Союзе института федерализма всеми имеющимися у нас средствами, так как это приведет к возрождению национальных ценностей у балтийских народов.

Возникает законный вопрос: почему мы ограничиваемся только Балтийскими странами? Почему мы не упоминаем другие национальные меньшинства Советского Союза? Ответ заключается в том, что балтийские народы являются единственными народами, чьи исконные территории и все население полностью включены в состав СССР, но при этом они доказали, что способны самостоятельно обеспечивать свою государственность. Более того, мы по-прежнему формально не признаем легитимность присоединения этих территорий Советским Союзом. Следовательно, данные территории имеют в наших глазах особый статус.

Далее, перед нами стоит проблема разрушения мифа, благодаря которому Москва поддерживает свое нездоровое влияние и сохраняет деспотичную власть над миллионами граждан других стран, расположенных вне сателлитной зоны.

Несколько слов о природе проблемы.

До революции 1918 года русский национализм был исключительно русским. За исключением нескольких эксцентричных деятелей 19 века, которые говорили о мистическом предназначении России в избавлении мировой цивилизации от бед, русский национализм не апеллировал к людям, находящимся за пределами России. С другой стороны, относительно мягкий деспотизм российских правителей 19 века был более известен и принимался в Европе не так, как куда более жестокие действия советского режима.

После революции большевистские лидеры благодаря грамотному и систематическому использованию пропагандистских средств успешно создали в умах большого количества людей мифы, которые на самом деле отвечали лишь целям их создателей. Среди них можно выделить такие, как, например, миф о том, что Октябрьская революция была народной, что советское правительство — это первое правительство рабочих, что советская власть связана с идеями либерализма, свободы и экономической стабильности, что именно она способна предложить государственное устройство, альтернативное тому, при котором живут другие народы. Таким образом, в умах многих русских людей создалась устойчивая связь между русским коммунизмом и общей тревогой и сложным положением, имевшим место во внешнем мире, причиной которых стали урбанизация и индустриализация или нестабильность в колониях.

Таким образом, доктрина Москвы стала в каком-то смысле внутренней проблемой каждого отдельного государства в мире. Политики в отношении советской власти сталкиваются с нечто большим, чем просто проблемы международных взаимоотношений, — перед ними встает проблема внутреннего врага в их собственной стране, врага, целью которого является подрыв и уничтожение уклада общества.

Уничтожение мифа о международном коммунизме — это задача, имеющая два аспекта. Две стороны должны достичь такого взаимодействия, какое имеется между Кремлем, с одной стороны, и недовольными интеллектуалами в других странах (так как именно интеллектуалы, а не «рабочий класс» составляют ядро коммунизма за пределами СССР) — с другой. Недостаточно лишь пытаться заставить замолчать рупор пропагандистов, более важно предупредить людей о возможности подобной атаки. Существуют причины, по которым московская пропаганда слушается столь жадно и эти мифы принимаются людьми столь охотно даже далеко за пределами границ России. Однако если бы эти люди слушали не Москву, то они бы слушали кого-то другого, причем столь же агрессивного, со столь же ошибочными представлениями, но, возможно, уже не столь опасного. Так что задача уничтожения мифа, на котором покоится международный коммунизм, имеет отношение не только к советским лидерам. Это также относится и к несоветскому миру, и прежде всего к обществу, частью которого является каждый из нас. Когда мы сможем развеять миф, когда мы сможем устранить источники человеческого несчастья, которые заставляют людей следовать иррациональным и утопическим идеям подобного рода, тогда мы и сможем побороть идеологическое влияние Москвы в других странах.

С другой стороны, мы должны понимать, что лишь часть международного коммунистического движения, распространившегося за пределами СССР, возникла в результате определенного воздействия и должна быть уничтожена. Существует и та часть, которая возникла в ходе естественного развития. Ее источником является врожденное чувство предательства, присущее небольшому количеству граждан любого общества, которые отличаются негативным отношением к обществу и готовы следовать за любой внешней силой, которая противостоит этому обществу. Подобное всегда будет в любом обществе, являя собой пищу для недобросовестных «чужаков». Единственной защитой от этого является отсутствие у великих держав желания использовать эту прослойку общества.

К счастью, Кремль сам сделал куда больше для рассеивания данного мифа, чем смогли бы сделать мы. В качестве самого красочного примера можно привести Югославию. Однако история коммунистического интернационала полна других примеров сложностей, с которыми столкнулись другие нерусские люди или группы людей, пытаясь следовать указаниям Москвы. Кремлевские лидеры столь непоследовательны, безжалостны, властны и столь циничны по отношению к своим последователям, что мало кто может выдержать их деспотизм в течение долгого времени.

Ленинско-сталинская система основана на силе, которую отчаянная группка людей может направить, по крайней мере временно, против пассивно настроенного и неорганизованного большинства. Именно поэтому кремлевские лидеры в прошлом мало заботились о появлении бывших последователей, разочарованных преподнесенными им идеями. Они не ставили перед собой задачу сделать коммунистическое движение массовым, скорее им была нужна малая группа безупречно обученных лиц и расходный материал в виде масс. Они всегда разрешали уходить тем, кто не мог ужиться с их требованиями.

В течение длительного времени это работало довольно хорошо. Привлечение новых последователей не составляло труда, и партия жила по принципу естественного отбора, который оставлял в ее рядах только самых фанатичных, лишенных какого-либо воображения и беспринципных приверженцев.

Пример Югославии поднял вопрос о том, насколько хорошо будет работать эта система в будущем. До сих пор ересь в пределах границ СССР могла безопасно удаляться с помощью репрессий, а если речь шла о подобных ситуациях за пределами СССР, то в ход шли проверенные методы изоляции или физического устранения. Тито продемонстрировал, что в случае с лидерами сателлитов ни один из этих методов не гарантирует успеха. Изоляция коммунистических лидеров, находящихся за пределами зоны прямого влияния советской власти и имеющих собственные вооруженные и полицейские силы, территорию и своих трепетных последователей, может, как ничто другое, расколоть все коммунистическое движение, что фактически похоронит миф о сталинском всеведении и всемогуществе.

Следовательно, сейчас ситуация благоприятствует тому, чтобы воспользоваться просчетами Советов и ослабить идеологическое влияние, благодаря которому власть Кремля простиралась над народами, находящимися далеко за пределами досягаемости полицейской машины советского государства.

Итак, мы можем утверждать, что нашей второй задачей в отношении СССР в мирное время является осуществление тайных операций, направленных на развенчание мифа, который заставляет народы, находящиеся вне досягаемости советской военной машины, быть в подчинении у Москвы. Кроме того, мы должны заставить мир увидеть и понять истинную сущность Советского Союза и выработать последовательное и реалистичное отношение к нему.

2. ИЗМЕНЕНИЕ СОВЕТСКИХ
ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИХ КОНЦЕПЦИЙ

Теперь мы подошли к проблеме интерпретации нашей второй основной цели в рамках политики мирного времени: изменению концепций построения внутренних отношений, превалирующих в правящих кругах СССР.

Как уже говорилось выше, нам не следует надеяться на возможность потенциального изменения в будущем политической психологии тех, кто стоит у власти в Советском Союзе. Их недоброжелательный образ в глазах остального мира, отрицание ими возможности мирного сосуществования и вера в неизбежность уничтожения одного мира другим — все это сохранится. Ситуация может измениться лишь том случае, если однажды сами советские лидеры убедятся в том, что их собственная система не выдерживает критики при сравнении с западными цивилизациями и никогда не будет находиться в безопасности, пока существующие примеры процветающих и мощных западных цивилизаций не будут полностью уничтожены и преданы забвению. Эти люди преданы идее неизбежного конфликта между двумя мирами, а причиной подобного восприятия является то, что ради этой идеи они обрекли миллионы людей на смерть или страдания.

С другой стороны, советские лидеры, не признающие те или иные доводы, готовы признавать сложившуюся ситуацию. Следовательно, если мы сможем создать такую ситуацию, при которой акцентирование внимания на трениях в отношениях между СССР и остальным миром не будут им на руку, то тогда их действия и даже тон их пропаганды могут быть изменены. Это доказала недавняя война, когда их сотрудничество с западными державами происходило на основе описанной выше модели. Однако в данном случае изменение их политического курса носило лишь кратковременный характер, так как после окончания военных действий у них возникла возможность для достижения собственных целей, и они перестали считаться с мнением и взглядами западных держав. Это означало, что ситуация, заставившая советских лидеров изменить политический курс, по их мнению, изменилась.

Вместе с тем при умышленном создании аналогичных ситуаций в будущем советские лидеры будут вынуждены изменить политический курс. Если же удастся удерживать подобные ситуации достаточно долго, т. е. в течение периода, необходимого для развития глубинных органических процессов и наступления перемен в советской политической жизни, влияние на облик и характер советской власти может оказаться постоянным и будет способствовать ее изменению. Даже относительно кратковременное сотрудничество между главными союзниками, имевшее место во время недавней войны, оставило в сознании русских людей глубокий след. В результате перед режимом, пытающимся после войны вернуться к старому политическому курсу в отношении западных стран, возникли серьезные сложности. Как мы помним, сутью этого курса было враждебное отношение и ведение подрывной деятельности. Но все это происходило при отсутствии каких-либо изменений в советском руководстве и без нормальной внутриполитической жизни в стране. Если бы советское правительство было вынуждено придерживаться осмотрительного и умеренного политического курса по отношению к Западу в течение длительного периода времени, достаточного для смены поколения политических лидеров и нормального развития внутриполитической жизни, то тогда, возможно, произошли бы реальные изменения во взглядах и линии поведения СССР.

Таким образом, становится очевидно, что даже при невозможности изменить политическую психологию нынешних советских лидеров существует вероятность того, что при создании определенных условий и поддержании их в течение длительного времени мы смогли бы вынудить советских лидеров изменить свое недоброжелательное отношение к западному миру и придерживаться относительно умеренного курса в отношениях с ним.

В этом случае мы действительно можем говорить об определенном прогрессе в постепенном изменении опасных идей, присущих советской идеологии.

Однако стоит еще раз отметить, что, как и в случае с попытками ослабить советскую власть и, по большому счету, как и в случае с любой программой, нацеленной на противостояние попыткам Советов разрушить западную цивилизацию, мы должны признать, что лидеры СССР могут раскрыть истинный смысл наших действий. Тогда для обеспечения своей безопасности они могут прибегнуть к силе. Необходимо повторить: не только эта конкретная, но вообще любая политика в отношении Советского Союза содержит риски. Такова сущность нынешнего правительства Советского Союза, и мы не можем изменить это или устранить. Однако подобная проблема не является новой в практике международных отношений США. Александр Гамильтон в «Федералисте» сказал: «Давайте вспомним, что мир или война не всегда являются нашим выбором. Даже если мы проводим умеренный курс, нам не следует рассчитывать на то, что другие будут столь же умеренны в своих действиях».

Следовательно, пытаясь изменить концепцию развития международных отношений, которой придерживается советское правительство, мы еще раз должны признать, что возможность достижения данной цели мирным путем зависит не только от нас. Однако это не означает, что мы не должны предпринимать для этого каких-либо попыток.

Отсюда вытекает наша третья задача в отношении России в мирное время: создавать ситуации, которые заставят советское правительство признать практическую нецелесообразность действий, основанных на нынешней системе взглядов, и попытки замаскировать подлинные намерения этих действий.

Естественно, этот вопрос прежде всего связан с сохранением политической, военной и психологической слабости СССР по сравнению с неконтролируемыми им международными силами и предполагает жесткий контроль со стороны некоммунистических держав за соблюдением Россией правил международного поведения.

3. ОСОБЫЕ ЗАДАЧИ

Задачи, перечисленные выше, носят общий характер. Попытки сформулировать их как особые приведут лишь к буквальной их трактовке и, возможно, лишь запутают нас, нежели внесут ясность. Поэтому здесь не будет даваться детальное описание этих задач с точки зрения их применения. Смысл многих из этих формулировок может быть с легкостью понят теми, кто попытается дать некую интерпретацию этим общим задачам с точки зрения практической политики и реальных действий. Например, то, что основным фактором, от которого зависит успешное завершение всех этих задач без исключения, будет степень нашего проникновения через железный занавес или его разрушение.

Однако проблема точной интерпретации может быть решена благодаря краткому обзору обратной стороны медали или, другими словами, перечислением того, что не входит в наши цели.

Прежде всего, нашей основной задачей в мирное время не является подготовка к войне. Мы не должны рассматривать войну как неизбежность. Мы не должны отрицать возможности достижения всех наших целей в отношении СССР без развязывания войны. Мы должны признавать возможность войны как чего-то, чего следует ожидать от нынешних советских лидеров, и мы должны быть подготовлены к подобному развитию событий.

При этом было бы ошибочным полагать, что наша политика основывается на предположении неизбежности войны и ограничивается лишь подготовкой к вооруженному конфликту. Это не так. Сейчас, в состоянии отсутствия войны (причиной чему являются действия других государств), наша задача — добиться успешного достижения наших целей без втягивания в войну нашего государства. Это включает подготовку к возможной войне, но мы должны расценивать это как дополнительную и предупредительную меру, а не как постоянную составляющую политического курса. Мы по-прежнему должны стремиться достичь нашей цели мирными средствами. Если же в какой-то момент мы придем к выводу о том, что достижение наших целей мирными средствами невозможно и что отношения между коммунистическим и некоммунистическим миром не могут далее развиваться, а единственным решением является вооруженный конфликт, то это будет означать, что общие принципы данного документа изменились. Следовательно, и указанные здесь цели, достижение которых должно было быть осуществлено мирными средствами, также полностью изменились.

Кроме того, в задачи мирного времени не входит свержение советского режима. Мы признаем, что мы заинтересованы в создании таких ситуаций и таких обстоятельств, которые нынешним советским лидерам будет сложно преодолеть и которые создадут им сложности. Возможно, что подобные ситуации и обстоятельства сделают их пребывание у власти в России затруднительным, однако следует повторить, что это их проблема, а не наша. Данный документ не рассматривает вопрос о том, может ли советское правительство выступать на международной арене, сохраняя уважение к другим членам международного сообщества, и при этом сохранять свою власть в России. Если ситуации, на которые рассчитаны наши задачи мирного времени, действительно будут иметь место и если они приведут к уходу нынешнего советского правительства с политической арены, мы не будем сожалеть об этом. Однако мы также не примем на себя какой-либо ответственности за это.

V. ОСУЩЕСТВЛЕНИЕ НАШИХ ОСНОВНЫХ ЦЕЛЕЙ В ВОЕННОЕ ВРЕМЯ

В данной главе рассматриваются наши задачи в отношении СССР в случае, если между СССР и США начнется война. Здесь предлагается обозначить то, что будет рассматриваться как благоприятный исход военных действий.

1. ТО, ЧТО НЕВОЗМОЖНО ОСУЩЕСТВИТЬ

Прежде чем приступить к обсуждению того, к чему мы должны стремиться в случае войны с СССР, следует обозначить то, на что нам рассчитывать не стоит.

Прежде всего, следует отметить, что оккупация и военный контроль над всей территорией СССР не будут для нас выгодными и не будут иметь практической пользы. Это обусловлено размерами территории, численностью населения, различием языка и традиций (что является барьером между ними и нами) и невозможностью подобрать лояльный управленческий аппарат для организации местной власти.

Во-вторых (и это вытекает из первого допущения), мы должны признать, что советские лидеры не пойдут на безоговорочную капитуляцию. Возможно, что под давлением безуспешных военных действий советское государство может дезинтегрироваться, как это произошло с царским режимом во время Первой мировой войны. Но даже это маловероятно. А если этого не произойдет, мы не сможем быть уверенными в том, что нам удастся уничтожить советскую власть другими средствами, кроме как крупномасштабными военными действиями, направленными на установление контроля над всей территорией России. Пример со странами Оси показал, что даже несмотря на то, что территории, подконтрольные этим режимам, подвергались постоянным атакам, сами эти режимы проявили неуступчивость и упорство. В случае давления советские лидеры смогут заключить компромиссное мирное соглашение, даже такое, которое не будет отвечать их собственным интересам. Но безоговорочная капитуляция маловероятна, так как будет означать полную власть противника на их территории. Скорее они попытаются укрыться где-нибудь в отдаленных уголках Сибири и обрекут себя, подобно Гитлеру, на неизбежную смерть под огнем противника.

Велика вероятность того, что если мы сможем проявить заботу, насколько это возможно в рамках войны, и не будем отягощать жизнь советских людей военной политикой, которая будет жестока по отношению к ним и поставит их перед лицом трудностей, то мы сможем рассчитывать на распад Советского Союза в ходе продолжающейся войны. Это, безусловно, пойдет нам на пользу. Однако это не означает, что мы можем быть уверены в полном свержении советского режима, в смысле утрачивания им власти над всей нынешней территорией Советского Союза.

Хотя Россия и переживала недолгие периоды либерализма, концепции демократии незнакомы большинству ее населения, особенно тем, кто профессионально занимается политикой. В настоящее время среди русской эмиграции существует несколько интересных и достаточно влиятельных политических группировок, которые в той или иной степени декларируют приверженность либерализму. Для нас приход к власти в России любой из этих группировок выглядит предпочтительнее, чем нынешнее правительство. Но никому не известно, насколько либеральными будут эти группировки после прихода к власти, смогут ли они удержать власть в своих руках, не прибегая к полицейским методам и террору. Деятельность людей, стоящих у власти, часто обусловлена сложившейся ситуацией, а не идеями, двигавшими этими людьми, когда они находились в оппозиции. Передавая власть одной из подобных политических группировок, мы никогда не сможем быть уверенными в том, что эта власть будет реализовываться ими так, что это вызовет одобрение у наших собственных граждан. Так что в случае подобного выбора это будет ставка на удачу. Более того, мы возьмем на себя ответственность, с которой, возможно, мы не сможем справиться должным образом.

В завершение стоит отметить, что мы не сможем привить этим группировкам наши концепции демократии за короткий период времени. Политическая психология любого режима, даже того, который чутко реагирует на настроения народа, отражает психологию этого народа. Пример Германии и Японии четко продемонстрировал, что психология и облик великих народов не могут измениться за короткий срок по желанию или по приказу другой державы, даже в случае полного поражения и подчинения. Подобное изменение может произойти только в ходе глубинных органических политических процессов. Лучшее, что одна страна может сделать для того, чтобы подобные изменения произошли в другой, — это изменить влияние, которое оказывается на людей в этой стране, позволив им реагировать на подобные изменения так, как им того хочется.

Все вышесказанное говорит о том, что после успешного проведения военных операций на территории России не следует надеяться на то, что нам удастся создать там полностью подконтрольную систему власти, которая будет стремиться к нашим политическим идеалам. Следует учесть, что велика вероятность того, что нам в той или иной степени придется иметь дело с русскими властями, деятельность которых мы не будем одобрять. Они будут ставить цели, отличающиеся от наших, однако мы должны будем считаться с их взглядами и стремлениями независимо от того, нравятся они нам или нет. Говоря другими словами, нам не стоит надеяться на то, что нам удастся полностью подчинить себе всю территорию России, чего мы пытались добиться в Германии и Японии. Кроме того, следует признать, к какому бы соглашению мы ни пришли, это должно быть политическое соглашение, достигнутое путем переговоров.

На этом мы закончим обсуждение неосуществимых задач и перейдем к обсуждению того, что возможно и желательно добиться в случае войны с СССР. Эти задачи, равно как и задачи мирного времени, вытекают из основных целей, изложенных в главе III.

2. ЛИКВИДАЦИЯ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ

Первостепенной военной задачей, стоящей перед нами, должна стать ликвидация советского военного влияния и господства на сопредельных территориях, никогда не входивших в состав Российского государства.

Очевидно, что успешное окончание нами военных действий автоматически приведет к достижению данной задачи на территориях государств-сателлитов, если не всех, то большинства. Следствием поражения советских войск вполне может стать подрыв доверия к коммунистическим правительствам восточноевропейских стран, что может привести их свержению. Возможно, останутся районы, где будет преобладать политический «титоизм», т. е. отдельные политические режимы, носящие чисто национальный и локальный характер. Возможно, мы сможем достичь этого хитростью. Без поддержки России подобные режимы либо исчезнут сами, либо со временем эволюционируют в нормальные политические режимы с не большим и с не меньшим уровнем шовинизма и экстремизма, чем тот, который присущ этим государствам. Естественно, мы будем настаивать на разрыве всех соглашений с аномальной Россией на этих территориях (например, соглашений о военном сотрудничестве и т. п.).

Однако мы опять сталкиваемся со следующей проблемой: очевидно, что мы хотим добиться в результате военных действий изменения границ Советского Союза, однако не понятно — насколько они должны быть существенными. Стоит признать, что сейчас мы не можем ответить на данный вопрос. Ответ на этот вопрос зависит от того, какой режим предполагается установить на той или иной территории после окончания военных действий. Если устанавливаемый режим в какой-то мере будет придерживаться принципов либерализма во внутренней политике и умеренности во внешней, представляется возможным оставить под его контролем большую часть, а может быть, и всю территорию, полученную Советским Союзом в ходе последней войны. Если же, что более вероятно, власти России не проявят приверженности либерализму и не откажутся от враждебных действий, возможно, придется изменить границы весьма существенно. Мы должны оставить этот вопрос открытым до тех пор, пока военная и политическая ситуация в России не откроет перед нами полную картину тех условий, в которых нам придется действовать.

Мы также столкнемся с проблемой советского мифа и идеологического влияния советского правительства на народы, живущие за пределами государств-сателлитов. Решение данной проблемы прежде всего будет зависеть от того, будет ли нынешняя Всесоюзная коммунистическая партия по-прежнему контролировать часть территорий СССР после окончания войны. Мы уже знаем, что этого нельзя исключать. Если коммунистическая власть исчезнет, данный вопрос будет автоматически решен. Правда, следует иметь в виду, что Советы понимают, что неудачное завершение войны нанесет решительный удар советской власти и их влиянию.

Как бы то ни было, мы не должны полагаться на случайность. Следует признать, что основной нашей задачей в отношении СССР во время войны будет полное уничтожение системы отношений, в результате которой лидеры Всесоюзной коммунистической партии способны оказывать моральное и дисциплинарное воздействие на граждан или группы граждан в странах, не контролируемых коммунистами.

3. ИЗМЕНЕНИЕ СОВЕТСКОЙ КОНЦЕПЦИИ
МЕЖДУНАРОДНЫХ СВЯЗЕЙ

Следующая проблема связана с концепцией управления послевоенной русской политикой. Как мы можем убедиться в том, что политический курс России соответствует описанному выше и желательному с нашей точки зрения? Это и есть ключевая проблема наших военных целей по отношению к России, и ей следует уделить самое серьезное внимание.

Сначала может показаться, что это проблема будущего советской власти, точнее, власти коммунистической партии в Советском Союзе. Это чрезвычайно сложный вопрос, на который нет простого ответа. Мы уже знаем, что даже если мы и будем приветствовать распад Советского Союза или даже стремиться к этому, мы не можем быть уверены в том, что нам удастся достичь этой цели. Следовательно, мы должны рассматривать это как задачу-максимум, а не как задачу-минимум.

Если предположить, что после завершения военной операции существование советской власти на части территории СССР будет для нас выгодным, то каковым должно быть наше отношение к ней? Сможем ли мы вообще найти с ней общий язык? Если да, то на каких условиях?

Прежде всего необходимо отметить, что мы не будем готовы заключить мир и/или восстановить общепринятые дипломатические отношения с каким бы то ни было режимом в России, во главе которого будут стоять нынешние лидеры советского государства или люди, разделяющие их взгляды и принципы. Мы уже имеем горький опыт, когда на протяжении 15 предыдущих лет мы пытались сотрудничать с подобным режимом на основе нормальных дипломатических отношений. Если мы будем вынуждены прибегнуть к войне для того, чтобы защититься от последствий их политического курса и их действий, наш народ не простит ни советским лидерам подобное развитие событий, ни нам — попытку возобновить мирный процесс.

С другой стороны, если после завершения военных действий на какой-то части советской территории сохранится коммунистический режим, мы должны будем считаться с ним. Он в меру своих собственных возможностей останется потенциальной угрозой стабильности самой России и всему миру в целом. Самое малое, что мы могли бы сделать, — следить за тем, чтобы возможности этого режима были ограниченными и он не мог нанести серьезный ущерб, а мы или дружественные нам силы были бы способны контролировать ситуацию.

Для этого потребуется соблюдение двух условий. Первое — это физическое ограничение возможностей подобного режима вступать в войну или представлять угрозу другим государствам или другим режимам на территории России. Если военные действия приведут к значительному сокращению территорий, подконтрольных коммунистам, а такое сокращение лишит их основных военно-индустриальных ресурсов, подобное ограничение станет возможным автоматически. Если же подконтрольные им территории не уменьшатся, то подобного результата можно будет добиться путем уничтожения индустриальных и экономически важных объектов с воздуха. Возможно, потребуется применение обоих средств. Однако может сложиться так, что мы не сможем считать нашу военную операцию успешной, если под контролем коммунистов останутся существенные индустриальные мощности Советского Союза, которые позволят им вести на равных войну с любым соседним государством или с любой властью, которая может быть установлена на исконно русских территориях.

Если советская власть удержится на всей исконно русской территории, то вторым условием будет наличие договоренностей, определяющих военные отношения с нами и с сопредельными государствами. Другими словами, возможно, нам понадобится заключить с ними подобие договора. Это может казаться неприятным, но вполне возможно, что нашим интересам больше будет отвечать именно подобное соглашение, нежели крупномасштабная военная операция, необходимая для полного уничтожения советской власти.

Можно смело утверждать, что условия подобных договоренностей должны быть жесткими и носить явный оскорбительный характер по отношению к данному коммунистическому режиму. Они должны быть подобны условиям Брест-Литовского мирного договора, подписанного в 1918 году, который, кстати, необходимо изучить в контексте нынешней проблемы. То, что немцы заключили данный договор, еще не значит, что они действительно рассчитывали на то, что советский режим будет существовать долго. Они расценивали это как соглашение, делающее советский режим неопасным для них и ставящее его перед лицом выживания. Советы понимали, что это и есть цель Германии. Они крайне неохотно подписали договор и не упускали возможности нарушить его. Однако немецкое превосходство в силе было очевидным, а их расчеты — реалистичными. Если бы вскоре после заключения Брест-Литовского мира Германия не проиграла на Западном фронте, вряд ли Советам удалось бы как-то препятствовать осуществлению первоначальных планов Германии в отношении России. Именно так и стоит поступить нашему правительству на поздних стадиях вооруженного конфликта с СССР.

Предположить суть подобных соглашений сейчас невозможно. Чем меньше территории останется под контролем советского режима, тем проще будет ставить перед ним условия. В худшем случае, если Советы смогут удержать все или почти все территории, нам следует потребовать:

(а) Военные условия (сдача оборудования, эвакуация из основных зон и т. п.), направленные на обеспечение военной беспомощности в течение долгого периода времени.

(б) Условия, направленные на возникновение существенной экономической зависимости от внешнего мира.

(в) Условия, направленные на обеспечение свободы или предоставление федерального статуса национальным меньшинствам (как минимум мы должны настаивать на полном освобождении стран Балтии и предоставлении федерального статуса Украине с тем, чтобы украинские власти имели достаточную степень автономии).

(г) Условия, направленные на разрушение железного занавеса и обеспечение проникновения либеральных идей и контакта народов, живущих за железным занавесом и за его пределами.

Это все, что касается наших приоритетов в отношении советской власти. Однако перед нами по-прежнему стоит вопрос, что делать с некоммунистической властью, которая может быть установлена на части или на всей территории России как следствие военных действий.

Прежде всего, стоит отметить, что вне зависимости от идеологической основы любого некоммунистического режима и вне зависимости от того, насколько он будет придерживаться идеалов либерализма и демократии, мы должны будем в той или иной форме обеспечить то, о чем уже говорилось выше. Т. е. даже если установившийся режим будет некоммунистическим и формально дружественным по отношению к нам, мы должны будем обеспечить следующее:

(а) Отсутствие у подобного режима большой военной мощи.

(б) Его сильную экономическую зависимость от внешнего мира.

(в) Соблюдение им прав национальных меньшинств.

(г) Отсутствие попыток установить подобие железного занавеса при контактах с внешним миром.

Если нам придется иметь дело с режимом, борющимся с коммунизмом и дружественным по отношению к нам, то мы, без сомнения, должны будем делать все, чтобы выполнение вышеописанных условий не было для него унизительным. Однако в той или иной форме нам все-таки придется следить за их соблюдением, если мы хотим мира и стабильности во всем мире.

Следовательно, мы можем смело говорить, что наша задача — следить за тем, чтобы в случае войны с Советским Союзом режим, который установится на территории России после войны:

(а) Не обрел военную мощь, достаточную для угрозы соседним государствам.

(б) Не имел той степени экономической свободы, которая позволит обрести подобную военную мощь без помощи западных стран.

(в) Не отрицал автономности и права на самоуправление основных национальных меньшинств.

(г) Не поддерживал что-то, что в какой-то степени напоминает нынешний железный занавес.

Если соблюдение данных условий будут обеспечено, мы сможем допустить любую политическую ситуацию, которая может стать следствием войны. Вне зависимости от того, будет ли советское правительство контролировать большую часть территории России, или оно будет контролировать меньшую, или оно вообще исчезнет, мы в любом случае обеспечим свою безопасность. Мы также будем в безопасности, даже если первоначальные демократические устремления нового правительства окажутся недолговечными и оно постепенно откатится к асоциальным концепциям развития международных связей, которым нынешнее поколение советских граждан было обучено.

Вышеуказанного должно быть достаточно для изложения наших военных задач в случае, если в результате военных действий политические процессы в России пойдут своим собственным курсом. Мы также не должны принимать на себя большую ответственность за политическое будущее этой страны. Однако есть еще вопросы, на которые необходимо ответить. Они касаются ситуации, при которой стремительное и полное падение советской власти вызовет хаос в стране. Это заставит нас, как победителей, сделать политический выбор и принять те решения, которые повлияют на формирование политического будущего страны. В таком случае мы столкнемся с тремя основными проблемами.

4. РАЗДРОБЛЕННОСТЬ ИЛИ ТЕРРИТОРИАЛЬНАЯ
ЦЕЛОСТНОСТЬ

Прежде всего важно определить, что именно при подобном развитии ситуации будет для нас более выгодным: сохранение территории Советского Союза под управлением одного режима или территориальная и политическая раздробленность. Более того, если территории останутся под единым управлением (по крайней мере в своем большинстве), то каковой должна быть степень федерализации будущего правительства России? И что делать с основными меньшинствами, например с Украиной?

Мы уже касались проблемы Балтийских стран. Балтийские страны не должны остаться под властью коммунистов после окончания войны. Если сопредельные Балтийским странам территории будут подконтрольны некоммунистическим российским властям, то нам следует исходить из пожеланий балтийских народов и из степени умеренности, которая будет присуща новой российской власти, по отношению к Балтийским странам.

В случае Украины мы сталкиваемся с другой проблемой. Украина — это наиболее продвинутая страна, которая находилась под властью России в последнее время. Как правило, Украина была недовольна российской властью. Украинские националистические организации вели бурную деятельность за границей. Очевидно, что Украина должна быть освобождена от влияния России, она должна развиваться как самостоятельное независимое государство.

Однако нам следует обращаться с подобным утверждением крайне осторожно. Его простота может быть осуждена в рамках реалий Восточной Европы.

Очевидно, что Украина была не в восторге от российского правления. Также очевидно, что что-то должно быть сделано для защиты позиций Украины в будущем. Однако не стоит упускать из виду и следующее. До тех пор пока украинцы являлись важной и особой составляющей Российской империи, они не демонстрировали признаков нации, способной взять на себя ответственность независимости перед лицом великорусской оппозиции.

У Украины нет четких этнических или географических рамок. Сейчас население Украины, которое в основном складывалось из людей, бежавших от российского или польского деспотизма, незаметно растворяется среди тех же русских и поляков. Какой-либо четкой границы между русскими и украинцами нет, и провести ее не представляется возможным. Города на территории Украины были в основном русскими или еврейскими. Так что основой чувства национальной самобытности является чувство «отличия», основанное на своеобразном крестьянском диалекте и незначительных различиях в традициях и фольклоре. Политическая агитация — это работа нескольких «романтиков-интеллектуалов», которые не имеют большого представления об ответственности правительства.

Экономика Украины тесно связана с экономикой всей России. Там никогда не было экономической обособленности, и с тех пор как эти территории были отвоеваны от кочевников-татар, экономика соответствовала оседлому образу жизни населения. Поэтому попытки отделения украинской экономики от экономики России и ее дальнейшего развития как самостоятельной будут столь же неестественными и столь же пагубными для нее, как, например, попытки отделить Кукурузный пояс, включая промышленную зону Великих Озер, от экономики США.

Более того, народы, говорящие на украинском диалекте, были разобщены, так же как и те, кто говорил на белорусском диалекте. В Восточной Европе основным фактором, определяющим национальную принадлежность, всегда была религия. Если и можно провести какие-либо границы, то это должны быть границы между приверженцами католицизма и приверженцами православия.

В конце концов, мы также не можем быть безразличны к чувствам самих великороссов. Они были основной национальной составляющей в Российской империи, они являются таковой и в Советском Союзе. Эта нация останется на этих территориях основной вне зависимости от того или иного статуса. Следовательно, любой политический курс США, рассчитанный на долгосрочную перспективу, должен строиться на принципах сотрудничества с ними. Территория Украины является частью их национального наследия, и они прекрасно это осознают. Поэтому решение о полном отделении Украины от остальной России вызовет лишь протесты и негодование, и по этой причине его осуществление возможно только с помощью силы. Однако существует вероятность того, что великороссы будут вынуждены смириться с вновь обретенной независимостью Балтийских стран, так как они спокойно относились к независимости этих территорий от русского влияния в течение долгого времени в прошлом, и на подсознательном уровне они осознают, что эти народы способны справиться с требованиями, предъявляемыми к независимым государствам. В случае с украинцами ситуация иная. Они слишком близки к русским, и это не позволяет им позиционировать себя как что-то отличное от русских, и хорошо это или плохо, но судьба вынуждает их иметь соответствующие отношения с Россией.

Кажется очевидным, что оптимальным вариантом будут отношения, построенные на принципе федерализма, при котором Украина будет иметь определенную степень политической и культурной свободы, но будет зависимой в экономическом и военном плане. Подобная модель отношений будет отвечать и интересам русских. Следовательно, скорее всего, цели США в отношении Украины могут осуществляться в указанных рамках.

Следует отметить, что данный вопрос имеет гораздо большее значение в долгосрочной перспективе, чем может сейчас показаться. Группы украинских и русских эмигрантов, стоящих в оппозиции к нынешней власти, уже сейчас борются за поддержку США. Манера, в которой они запрашивают у нас помощь, может оказать существенное влияние на развитие движения, борющегося за политическую свободу в России. Поэтому нам важно принять определенное решение и четко следовать выбранной линии. Мы не должны занимать прорусскую или проукраинскую позицию. Наша позиция должна признавать исторические, географические и экономические реалии, и, исходя из этого, мы должны будем подыскать для украинцев приемлемое и достойное положение среди народов Российской империи, неотъемлемой частью которой они всегда являлись.

Однако следует подчеркнуть, что хотя мы и не должны преднамеренно стремиться к усилению сепаратистских настроений на Украине (о чем говорилось выше), тем не менее мы также не должны препятствовать какому-либо независимому режиму на Украине, если таковой появится там без нашего вмешательства. Так как если мы будем противиться этому, то это будет означать для нас нежелательную ответственность за вмешательство в развитие России. Кроме того, Россия постоянно будет бросать вызов подобному режиму. Если бы Украина смогла успешно обеспечивать себя, это позволяло бы говорить, что вышеприведенный анализ был неточным и что Украина имеет моральное право на независимый статус. Мы должны занимать нейтральные позиции до тех пор, пока наши военные или экономические интересы не будут как-либо затронуты. Нам следует начинать выступать за федеральное устройство только в том случае, если станет очевидным, что ситуация зашла в тупик. То же самое можно сказать и о попытках достижения независимости любыми другими национальными меньшинствами, проживающими на территории России. Однако нам представляется маловероятным, что какие-либо меньшинства смогли бы реально сохранять независимость в течение какого-либо времени. Но стоит им лишь попытаться (а вполне вероятно, что народы Кавказа именно так и поступят), — наше отношение к этому должно быть таким же, как и в случае Украины. Нам стоит проявлять осторожность и не противостоять подобным попыткам, так как это навсегда лишит нас симпатии тех или иных национальных меньшинств. С другой стороны, мы не должны считать себя обязанными помогать им, особенно если станет ясно, что для этого нужна наша военная помощь.

5. ВЫБОР НОВЫХ ПРАВЯЩИХ ЭЛИТ

В случае распада СССР мы однозначно столкнемся с проблемой необходимости оказать поддержку какой-либо из конкурирующих политических групп, которые сейчас составляют оппозицию. Избежать оказания поддержки какой-либо одной в ущерб другим будет практически невозможно. Но многое будет зависеть от нас и от нашей концепции, которую мы будем пытаться претворить в жизнь.

Мы уже убедились в том, что среди нынешней оппозиции нет ни одной политической группы, которой мы могли бы оказать нашу полную поддержку и взять на себя ответственность за ее действия, если бы она намеревалась захватить власть в России.

С другой стороны, нам следует ожидать, что подобные группы будут пытаться втянуть нас во внутренние дела России и требовать от нас всяческой поддержки. В свете этого мы должны приложить все усилия, чтобы избежать ответственности за принятие решений относительно того, кто будет править Россией после падения советского режима. Лучшее, что мы можем сделать в подобной ситуации, это позволить всем изгнанным из России силам вернуться туда как можно скорее и следить за тем, чтобы у них были более или менее равные возможности в борьбе за власть. Наша основная задача — предоставить русскому народу возможность самому сделать свой выбор и не влиять на него. Нам следует оставаться беспристрастными и следить лишь за тем, чтобы все претендующие на власть стороны или группы имели одинаковые возможности донести свою точку зрения до народа при помощи средств массовой информации. Кроме того, нам не следует исключать насилия и вражды между этими группами. В подобном случае нам ни в коем случае не стоит вмешиваться, если только не будут затронуты наши военные интересы или если какая-либо из этих групп не попытается установить свою власть репрессивными методами, которые затронут не только их политических конкурентов, но и население в целом.

6. ПРОБЛЕМА ДЕКОММУНИЗАЦИИ

На всех территориях, где господствовал советский режим, мы столкнемся с остающимися представителями советского аппарата.

Возможно, что в случае отступления советских сил с нынешних территорий Советского Союза местные партийные аппараты начнут уходить в подполье, как они делали это в ходе последней войны на территориях, завоеванных немцами. Возможно, они приобретут форму партизанских и повстанческих организаций. С этой точки зрения эта проблема не будет представлять для нас особой сложности: нам лишь надо будет предоставить некоммунистическим властям необходимую военную помощь и разрешить этому правительству бороться с подобными коммунистическими организациями методами, которые применялись в ходе гражданской войны в России.

Более серьезной проблемой могут стать члены небольших коммунистических организаций, которых удастся рассекретить, или кто пожелает сдаться нам или русским властям, которым будет подконтрольна та или иная территория.

Нам не следует брать на себя ответственность за ликвидацию таких людей, равно как и отдавать подобные приказы местным властям. Мы будем иметь право требовать их разоружения и недопущения на ключевые позиции в правительстве, если мы не будем полностью уверены в том, что они изменили свои взгляды. Правда, следует отметить, что подобная проблема — это в первую очередь проблема власти, которая придет на смену коммунистам. Эта власть сможет лучше нас оценить степень опасности для нее, исходящей от бывших коммунистов. Она и выберет наилучшие способы ликвидации подобных элементов, чтобы обезопасить себя от них. Мы же, со своей стороны, должны обеспечить свободу освобожденных от коммунистов территорий, не допустить их повторного прихода к власти на этих территориях. Более того, мы не должны быть вовлечены в вопрос декоммунизации.

Основная причина этого заключается в том, что политические процессы, происходящие в России, непредсказуемы и необъяснимы. Они достаточно сложны, и в них нет ничего, что можно было бы принимать на веру, как правило, в них все крайне неоднозначно. Нынешний властный аппарат во многом состоит из людей, кто хотел бы принимать участие в управлении страной и вполне для этой цели подходит. Так что вполне возможно, что новому режиму придется прибегнуть к услугам подобных людей, чтобы вообще быть в состоянии править. Более того, мы не сможем оценить мотивы каждого отдельного человека, которые побудили его примкнуть к коммунистическому движению. Мы также не сможем оценить степень их взаимодействия с коммунистическим режимом, которая может считаться приемлемой для других членов общества. Поэтому делать какие-либо категоричные заявления по этому поводу было бы для нас опасным. Мы всегда должны помнить о том, что те, кто гоним иностранными властями, в глазах местного населения неизбежно становятся мучениками, хотя в противном случае они были бы лишь объектом насмешек.

Будет куда разумнее лишь следить за тем, чтобы на территориях, освобожденных от коммунистического гнета, бывшие коммунистические деятели не имели возможности для создания вооруженных группировок, деятельность которых была бы направлена на захват власти. Кроме того, мы должны следить за тем, чтобы новые власти имели достаточно сил для противостояния подобным группировкам, если на то будет необходимость.

Мы можем говорить, что мы не намерены своими силами решать вопросы декоммунизации освобожденных территорий. Мы должны оставить решение этого вопроса местной власти, которая сменит коммунистов.